На главную

Евгений Ясин:
Фонд «Либеральная миссия» представляет книгу «Российское народовластие: развитие, современные тенденции и противоречия», подготовленную под руководством Александра Иванченко. Выход этой книги – повод обсудить проблемы российской демократии на современном этапе. С моей точки зрения, в нынешней ситуации это необходимо.

Уже почти пятнадцать лет минуло после краха тоталитарного режима в России. Внутри этого периода можно наметить несколько этапов. Первый этап, между 1989 и 1991 годами, был временем протодемократии, опиравшейся в основном на протестные настроения; эта демократическая волна и смыла коммунистический режим. Но та же революционная волна в значительной степени породила в стране и обстановку хаоса, что создавало понятное стремление власти преодолеть его, добиться политической стабилизации. Между рыночными реформами и демократией, которая еще сохраняла многие советские черты, возникла определенное противоречие, которое разрешилось в 1991 году государственным переворотом. Здесь присутствуют видные юристы, которые, думаю, согласятся, что тогда имело место нарушение Конституции, а стало быть, мы можем квалифицировать это событие именно так.

Потом случилась попытка второго государственного переворота. Она была более опасна, – по той причине, что поступок рождает привычку, привычка рождает характер. Россия имела шанс попасть в разряд стран, где перевороты являются политической обыденностью. Слава богу, этого не произошло. Мы получили режим «управляемой демократии». Не будем сейчас останавливаться на вопросе, как датировать начало этого явления, не будем и сравнивать его с советской демократией или какой-либо другой. Отметим лишь, что определенной спецификой оно обладает. Худо-бедно под флагом управляемой демократии была обеспечена победа Бориса Ельцина в 1996 году, затем победа умеренных или правоцентристских сил на парламентских выборах 1999 года и победа Владимира Путина на выборах 2000 года.

Далее мы вошли в полосу стабилизации, в ходе которой демократические права и свободы шаг за шагом ущемлялись. Режим «управляемой демократии» постоянно скользил в одну и ту же сторону, что демонстрировало его неустойчивость. Я полагаю, что эта конструкция вообще неустойчива, что рано или поздно она начинает стремиться к более стабильным формам. Такой формой может стать либо реальная демократия со всеми работающими институтами, пусть и с определенной российской спецификой, либо авторитарно-бюрократический режим, который уже не будет никак ограничен со стороны законов и Конституции, и провозглашаемая «диктатура закона» станет для власти необязательной.

Опасность второго варианта развития событий становится все сильнее. Я не хотел бы думать, что все уже предрешено. У нас еще есть множество возможностей, однако они отнюдь не увеличиваются. Поэтому вопрос о защите демократических прав и свобод приобретает в настоящее время особое значение. Дело даже не в том, что нам хочется жить в демократической стране. Дело в том, что нам хочется жить в стране под названием Россия, а ее будущее зависит от того, станет ли она реально демократической или нет. Мы уже не раз убеждались на нашем печальном, к сожалению, опыте, что никакие авторитарные режимы Россию и ее народ к процветанию не приводят.

Вопрос сегодня заключается в том, сможем ли мы мобилизовать общественное мнение. Поэтому дискуссии по проблемам защиты и развития демократических институтов, дискуссии, проводимые не с подачи властей, а напротив, с целью установить демократический контроль над властью, представляются мне чрезвычайно важными.

В книге, которая предлагается вашему вниманию, говорится и об истории демократических институтов в России. Неправда, что Россия не имеет никаких демократических традиций. В этой книге анализируется очень интересный опыт развития и трансформации демократических институтов в России новейшего времени. Руководитель авторского коллектива – Александр Иванченко – сыграл в этих процессах значительную роль, будучи в 1996–1999 годах председателем Центральной избирательной комиссии.


Александр Иванченко (председатель совета директоров Независимого института выборов): «Демократия живет только тогда, когда есть баланс интересов власти и граждан, когда власть развивает институты народовластия»
Прежде всего, хочу поблагодарить членов нашего авторского коллектива за их участие в подготовке книги. Искренние слова благодарности Фонду «Либеральная миссия» за то, что он предоставил возможность ее опубликовать. В наше рыночное время никто не проявляет особого интереса к тому, чтобы заниматься исследованиями проблем народовластия. Поэтому особенно приятно, что мы нашли партнеров не только в лице Евгения Григорьевича Ясина, с которым я знаком давно, но и сотрудников и членов Совета Фонда «Либеральная миссия».

Лично для меня выход этой книги – определенное событие в жизни. Я занимаюсь проблемами выборов, политических прав и свобод граждан вот уже двадцать лет. Еще моя кандидатская диссертация была посвящена политическим правам и свободам граждан в первые годы советской власти. Как раз этого в годы «диктатуры пролетариата» не было. До 1938 года не было и всеобщих выборов. Существовали механизмы, подавления гражданских прав и свобод. Тем не менее, моя деятельность уже в должности руководителя Центральной избирательной комиссии, заставила искать ученых и специалистов, критически оценивавших советские выборы и знавших дооктябрьский опыт российских выборов. Столь же серьезно мы оценивали и опыт первых альтернативных выборов 1987–1992 годов. Это были годы демократического романтизма, я бы не стал их называть, как Евгений Григорьевич, годами протестного голосования. Именно в эти годы шел интенсивный процесс аккумулирования демократического потенциала нашей страны, накопления сил и энергии для того, чтобы она решительно порвала со своим авторитарным прошлым, отказалась от монополии одной партии и стала демократической республикой.

Не знаю, насколько можно переосмыслить этот период спустя всего десять лет, но я отношу его к демократическому развитию российской государственности. В это время в России появились великолепные публичные политики, которых было приятно слушать. Благодаря новым политикам, люди сами хотели участвовать в политике и в выборах. Сейчас, к сожалению, этого нет. Явка в регионах упала до 30%, растет протестное голосование. Меня часто спрашивают: «Тебе хоть что-то нравится в организации и проведении выборов?». Сегодняшние выборы меня явно не устраивают, так же как и советский опыт голосования за одного кандидата.

Но в истории России, помимо периода демократизации конца 1980-х – начала 1990-х, были еще выборы Всероссийского Учредительного Собрания 1917 года. Положение об этих выборах с юридической точки зрения конкурировало с лучшими мировыми образцами организации и проведения выборов. Все избирательные процедуры были абсолютно прозрачны и понятны людям. И вы знаете, какая явка была на тех выборах? Нищий, голодный, разутый российский избиратель толпами шел голосовать. Это были всеобщие, равные, прямые выборы, при тайном голосовании мужчин и женщин. В тех выборах приняли участие 80% российских граждан. Такого результата наша страна не достигала на протяжении всех последующих лет. Эти выборы были к тому же и многопартийными.

Какова была процедура голосования? Разумеется, никто бюллетени с водяными знаками не печатал. Каждый избиратель шел со своим бюллетенем, которые самостоятельно тиражировали партии, раздавали своим избирателям и агитировали этой запиской голосовать за себя. Избирателю требовалось всего лишь прийти и осознанно отдать свой голос. Партии с выборов никто не снимал, о доходах кандидатов никто не спрашивал. Для калмыков и якутов были разработаны специальные правила голосования, когда неграмотному избирателю давали шарик для тайного голосования в специальной урне, где он мог, поочередно опуская руку в несколько ячеек, открыть ладонь лишь в одной, и никто не видел, в ячейке какой из партий остался шар для голосования.

Я привел эти примеры только для того, чтобы показать: по степени своего демократического потенциала и своей правовой культуры Россия уже сто лет назад была готова конкурировать с западными демократиями. Для этого у нас были и активные избиратели, и юристы-профессионалы. Кстати, большевики получили на этих выборах чуть более 20% голосов – ровно столько, сколько получает КПРФ сегодня. Однако уже по ходу голосования на выборах Всероссийского Учредительного собрания, большевики будто бы в целях обеспечения свободы выборов запретили выход всех оппозиционных газет, которые их критиковали. То же самое произошло и в 2003 году, когда были приняты поправки к Закону о гарантиях избирательных прав, запрещающие средствам массовой информации вести свободную агитацию в ходе выборов. По оценкам экспертов, именно та акция большевиков по удушению прессы, сократила число их потенциальных сторонников более чем на половину. Так что использование административного или государственного ресурса – старая российская традиция.

В целом было бы более правильно говорить не об абстрактном, обезличенном административном ресурсе, который власть традиционно использует при проведении выборов, а о незаконном осуществлении конкретными должностными лицами государственных функций, препятствующих осуществлению народовластия. В советские годы это называлось диктатурой одной партии. Сегодня речь идет об административном управлении выборами. Но суть осталась прежней: государство вмешивается в осуществление народовластия. Между тем 3 статья действующей Конституции гласит, что никто не может присваивать власть в Российской Федерации. Конституция предусматривает принятие федерального закона, устанавливающего ответственность за захват или присвоение власти. Но прошло десять лет, а никто даже не взялся за разработку этого закона, хотя именно он мог бы реально защитить демократию.

Заканчивая свой исторический экскурс, я еще раз подчеркну, что единственный эпизод из истории российской демократии, который меня удовлетворяет как профессионала, – выборы Всероссийского Учредительного собрания. В них присутствовали и состязательность, и работа средств массовой информации, и реальные, многопартийные результаты. Однако следующий период советского народовластия перечеркнул дореволюционные достижения. Были запрещены и многопартийность, и альтернативные выборы, и другие политические права и свободы. Даже свобода совести в первые годы советской власти рассматривалась большевиками как потенциальная угроза, поэтому контроль над ее реализацией, как и над всеми другими политическими правами и свободами, осуществлял народный комиссариат внутренних дел.

В первые двадцать лет советской власти не было и всеобщих выборов. Первые массовые выборы состоялись лишь в 1938 году. К тому времени уже прошли массовые репрессии и была изобретена новая технология – так называемый сталинский блок коммунистов и беспартийных напрочь исключал даже формальное проявление альтернативности. Ведь только в 1938 году избиратели впервые получили возможность голосовать тайно. А тайное голосование несло в себе потенциальную угрозу для советской власти. Поэтому технология нерушимого блока коммунистов и беспартийных предполагала включение в бюллетень только одного кандидата. Далее, чеканное прохождение избирателя по ковровой дорожке, минуя кабины для тайного голосования к урне и демонстративное опускание бюллетеня, к которому нельзя было прикасаться пишущим предметом. Как-то у председателя одной из районных комиссий спросили: «Как у тебя могло получиться 102% избирателей проголосовавших за сталинский блок коммунистов и беспартийных?». Он честно ответил: «А как я мог отдельным избирателям не позволить проголосовать за товарища Сталина два или три раза?». Ведь если бы он отказал, то они могли бы на него пожаловаться, а дальнейшие последствия были известны.

Период альтернативных выборов 1987–1991 годов – это первый опыт народного волеизъявления после десятилетней диктатуры одной партии. За этим последовали и референдум по учреждению поста президента Российской Федерации, и принятие Конституции. Лично мне больше всего запомнилось волеизъявление российских граждан, связанное с учреждением поста президента. Тогда была и высокая явка, и высокая степень поддержки нового института российской государственности. Это был еще один пример массового волеизъявления граждан. Вообще демократия живет только тогда, когда есть баланс интересов власти и граждан, когда власть развивает институты народовластия, а граждане видят, что им предлагаются те проекты, которые позволяют стабилизировать и улучшать жизнь.

Противоположный пример – голосование о сохранении СССР. Тогда люди проголосовали за сохранение союзного государства. Волеизъявление было зафиксировано, но государство уже не могло его реализовать. И нашу страну постиг развал союзной государственности, но не по вине народа, а по вине государственной бюрократии, которая пошла вразрез с интересами граждан, избирателей и предопределила распад союзной российской государственности.

Что касается нынешнего периода российской демократии, то время до 1996 года я бы назвал периодом баланса, равновесия и поиска разумного компромисса интересов власти и народа. Однако после 1996 года, когда вновь избранный президент оказался физически не готов к выполнению важнейших государственных функций, государственная бюрократия перешла в масштабное наступление на все институты народовластия. Сегодня из всего множества институтов народовластия, закрепленных в российской Конституции, у нас остался последний островок демократии – парламентские и президентские выборы. Я не вижу других институтов демократии, которые позволяли бы людям хоть как-то участвовать в осуществлении принадлежащей им, согласно Конституции, всей полноты власти.

Приведу несколько примеров. У граждан есть право на петиции, закрепленное в действующей Конституции. Однако на протяжении десяти лет так и не разработан и не принят закон, позволяющий нашим гражданам подписать петицию количеством, например, в миллион подписей, которая была бы принята законодательными или исполнительными органами власти. Демократическая власть должна работать с гражданами и их петициями по строго установленным процедурам. Однако этих правил как не было, так и нет. Формально мы до сих пор живем по Указу Президиума Верховного совета СССР о жалобах граждан. Уже давно нет Советского союза, нет Комитета народного контроля, который предусматривался этим указом, а главное – нет никакой ответственности государственных органов за работу с гражданами. Люди просто не имеют возможности влиять на работу представительных и исполнительных органов власти, которые отгорожены от общества частоколом ведомственных инструкций. Порой невозможно востребовать даже открытые официальные решения. Институт всенародного обсуждения важных государственных вопросов (консультативный референдум) тоже «захирел». Последнее корпоративное решение Государственной думы, Совета Федерации и президента о запрете проведения всероссийских референдумов на полтора года – еще один пример блокирования народовластия.

Сегодня российский народ не имеет возможности реализовать принадлежащее ему по Конституции право на осуществление непосредственного народовластия. Я убежден, что российская демократия выживет только в том случае, если к оставшимся островкам народовластия, парламентским и президентским выборам, мы сможем добавить пакет конституционных законов, которые подкрепят представительную демократию непосредственными формами осуществления народовластия. Пока что бюрократия не дает возможности развиться этим институтам.

В новой редакции Закона об общих принципах организации местного самоуправления плутовство нашей бюрократии дошло до настоящего совершенства. Даже я, занимающийся этой проблемой уже двадцать лет, так и не нашел исчерпывающего ответа на вопрос, имеет ли население на уровне района право путем прямых выборов избирать представительные органы местного самоуправления и глав районов. Признаков того, что население сохранило это право, в законе я так не нашел. Судя по всему, приоритет будет отдан порядку формирования районных представительных органов власти. Подчеркну, формированию, а не прямым выборам. Можно сколько угодно говорить, что в косвенных выборах представительных органов местного самоуправления нет ничего страшного. Но где, как не на низовом уровне, проводить прямые выборы органов местного самоуправления? Оказывается, и там этот институт уже не нужен действующей «вертикали» исполнительной власти.

В свое время мне предлагали оппонировать пакету законов, формирующих президентскую «вертикаль власти». Тогда я сказал, что этот проект писали, скорее всего, военные летчики, которые Конституцию в руках не держали. Само понятие «вертикали власти» родом из сталинизма. Оно органически не укладывается в разделение властей, противоречит гражданскому обществу и правовому государству. До сих пор я не могу найти в Конституции место, где описаны федеральные округа, а представители президента представлены как органы государственной власти. Фактически уже несколько лет вопреки Конституции мы закрепляем такую систему органов власти, которая ориентирована не на осуществление народовластия и построение гражданского общества, а исключительно на выстраивание «властной вертикали». Только этим объясняется фактическое упразднение верхней палаты парламента, полное подчинение президенту Государственной думы, правительства, всей экономической и политической жизни страны. Это означает абсолютную монополизацию власти.

Поэтому обществу и государству необходим пакет новых законов, базирующихся на положениях действующей Конституции. Прежде всего речь идет о Законе о Федеральном Собрании – парламенте как представительном и законодательном органе власти в России. Наша страна достойна иметь сильный парламент, который будет наделен соответствующими полномочиями, в том числе правом парламентских расследований. В последние четыре года Дума исправно штамповала законы, поступающие из структур президентской власти и абсолютно не связанные с нуждами избирателей всей страны. Но ведь нет ничего плохого, когда депутаты пишут свои законы, хотя в свое время это достаточно сильно критиковалось. Скорее катастрофа в том, что если министерство не поставило свою закорючку на том или ином проекте закона, он не может выйти из правительства. Это пример сверхбюрократизации законотворческого процесса.

Нам нужны альтернативные законопроекты, подобные проекту Владимира Рыжкова о гарантиях многопартийности в Российской Федерации, который поддержали демократические фракции. С бюрократией можно и нужно бороться, но бороться профессионально, а не уговорами. Поэтому следует принять конституционный закон о гарантиях народовластия в Российской Федерации, предусматривающий меры публично-правовой ответственности всех ветвей власти за осуществление своих полномочий и вмешательство в компетенцию друг друга. Именно такой закон мог бы гарантировать принадлежность власти народу Российской Федерации. Без этого механизм разделения властей как не работал, так и не будет работать. Пока исполнительная власть сама и пишет законы, и контролирует их исполнение, мы будем иметь монополию как в политике, так и в экономике.


Юрий Тихомиров (заведующий кафедрой конституционного и административного права Высшей школы экономики, координатор Центра публичного права Межпарламентской Ассамблеи СНГ):
В 1918 году Учредительное собрание выбирали демократически, но власть поступила иначе. В 1991 году, вопреки голосованию, власть поступила по-своему. 10 декабря 2003 года, объявив итоги выборов, власть опять будет управлять страной так, как сама захочет. Почему у нас выгодно поступать не демократически? Ведь вроде бы в стране существуют институты, призванные вовлекать людей в производственные и социальные процессы. Но для основной массы населения участие в политической жизни сводится к тому, что, по аналогии с дягилевскими сезонами в Париже, можно назвать «политическими сезонами»: выборы прошли – сезон окончился.


Александр Иванченко:
Я полагаю, что пока наша экономика будет государственной, пока государство будет главным игроком на экономическом рынке, у нас не будет никакой демократии, потому что обратной стороной государственной экономики всегда является монополия одной партии государственного типа и в политике. Народ в России знает, что такое демократия, и умеет ей пользоваться. Но ему, которому уже на протяжении ста лет формально принадлежит власть, все это время ее не дают реализовывать институты государственной бюрократии. А бизнес, который имел возможности помочь демократии, за прошедшие десять лет не вложил ни копейки в развитие политической системы России, в разработку и лоббирование законов об открытости власти, в развитие парламента, процесс разделения властей. Бизнес делал деньги, не думая о гарантиях многопартийности и многоукладности экономики. Я могу ответить на этот вопрос исключительно с экономической точки зрения: пока экономика будет государственной, у нас никогда не будет многопартийной политической системы. И в итоге это может привести к возвращению монополии одной партии власти и в экономике, и в политике.


Сергей Пархоменко (обозреватель радиостанции «Эхо Москвы»):
Как вы оцениваете, по своему опыту, технические возможности административного ресурса? В статье Ясина, со ссылкой на неназванных специалистов, приводится цифра 5-9%. На мой взгляд, эти данные преувеличены. Но ведь сегодня несколько партий находятся на грани прохождения в Думу и для них вопрос одного-двух процентов принципиально важен.


Александр Иванченко:
Проблема фальсификации выборов, а речь идет именно об этом, состоит не в приписывании 5-10% той или иной партии. У избирателя есть одно конституционное право: в день выборов прийти на избирательный участок и расписаться за полученный бюллетень в списке избирателей, в который его обязано включить государство. Но сейчас никто дотошно не проверяет, как это было в годы советской власти, пришел ли избиратель на выборы и расписался ли он лично в списке. Поэтому возможности манипулирования с использованием различных технологий в первую очередь состоят в отсутствии системного контроля над итогами голосования.

Допустим, если после выборов вы придете на свой избирательный участок, попросите предоставить вам список избирателей, в котором вы не расписывались, и попробуйте удостовериться, есть ли там пустая графа или за вас кто-то расписался, то вам наверняка откажут. В России главным организатором побед на выборах было и остается государство. На протяжении многих лет оно делает это профессионально, а противостоят этому дилетанты и самоучки. За период с 1927 года по 1938 год, когда была создана вертикаль избирательных комиссий, напрямую подчиненных исполнительной власти, явка на выборы увеличивалась ровно на 10% ежегодно, к 1938 году составив более 70%. Ресурс, которым обладает государство, может расти и такими темпами.


Лилия Шевцова (ведущий исследователь Московского Центра Карнеги):
Александр Владимирович, вы говорили о том, что, начиная с 1996 года, происходит атака бюрократии на систему власти. А что вы скажете о событиях после октября нынешнего года? Приобретает ли эта атака новое качество или речь идет просто о продолжении существующей тенденции?


Александр Иванченко:
В 1996 году, когда силовики намекали: ребята, никаких выборов не будет, – я чувствовал, что это шалости чиновников. Сегодня многое изменилось, ситуация очень серьезная. Уровень подготовки пакета законов, выходящих из администрации президента, начиная со строительства «вертикали власти» и заканчивая Законом о гражданстве, не выдерживает никакой критики. Согласно первой редакции Закона о гражданстве, как минимум четыре миллиона российских граждан теряли право на участие в предстоящих выборах. Сейчас, слава богу, приняты поправки, возвращающие им эти права.

Сколько перьев было исписано в чиновничьих кабинетах, когда готовился президентский вариант Закона о политических партиях». Однако в этом году в выборах принимает участие столько же партий, сколько и в 1999 году. Гора родила мышь. Для чего прокручивалась вся эта бюрократическая машина? Для мобилизации административного ресурса. Для чего система избирательных комиссий встроена в вертикаль исполнительной власти? Для воспроизведения государства по образцу «диктатуры пролетариата». После ареста Ходорковского в октябре нынешнего года ситуация приобрела очень серьезный характер.

Я считаю, что демократы сегодня должны открыто и сообща противостоять профессиональным притязаниям бюрократии на управление выборами. Но делать это можно только через рост профессионализации партийных функционеров – правых, левых, центристских, каких угодно, – а не путем общественной самодеятельности. Только профессионализм может переломить дубину «управляемой демократии», от которой избиратели шарахаются, не желая участвовать в выборах и выдвигаться как кандидаты. Поэтому я не гадаю о результатах предстоящих выборов, хотя и предвижу увеличение протестного голосования и укрепление позиций ЛДПР.


Владимир Рыжков (депутат Государственной думы РФ): «В России было три попытки демократизации, но никогда не было состоявшейся демократии»
Мне кажется, что книга, которую сейчас презентовал Александр Владимирович Иванченко, важна прежде всего тем, что ставит нынешнее состояние демократии в России в исторический контекст. И совершенно правильно ставит, потому что в последнее десятилетие мы осуществляем уже третью попытку демократизации. Первая была в 1906–1916 годах, вторую представлял собой февральско-мартовский режим 1917 года, а третья началась с 1990-х годов.

Я попытался сопоставить между собой разные периоды российской государственности, начиная с 1905 года, по степени демократичности. Для своего анализа я воспользовался критериями американского политолога Роберта Даля. Он выделяет шесть ключевых признаков демократии: выборы должностных лиц; свободные, честные, частые выборы; свобода выражения граждан; доступ к альтернативным источникам информации; автономия ассоциаций граждан; всеобщие гражданские права. По этим признакам, по десятибалльной шкале, я протестировал периоды Конституционной монархии (1906-1916 гг.), февральского режима (1917 г.), советского режима (1918-1990 гг.), демократизации (1990-1999 гг.) и путинского режима (2000-2003 гг.).

Индекс демократизации России(10-бальная система)
Ключевые институты демократии	Конституционная монархия (1906-1916 гг.)	Февральский режим (1917 г.)	Советский режим (1918-1990)	Демократи-зация (1990-1999 гг.)	Путинский режим(2000-2003 гг.)
1. Выборы должностных лиц	0	6	0	8	8
2. Свободные, честные, частые выборы	2	2	0	6	3
3. Свобода выражения граждан	4	6	0	6	4
4. Альтернативные источники информации	6	8	0	8	4
5. Автономия ассоциаций	4	8	0	8	6
6. Всеобщие гражданские права	3	6	0	5	4
ИТОГО:	19	36	0	41	29

Что же получается? Демократизацию до 1917 года можно суммарно оценить в 19 баллов, февральский режим – в 36 баллов (это был наиболее демократический режим дореволюционной поры), советский – в 0 баллов, потому что в том тоталитарном государстве ни одного из этих шести институтов не было, демократизацию 1990-х годов – в 41 балл, но за последние четыре года Россия упала до 29 баллов, откатившись в сторону авторитаризма дальше того режима, что был установлен Временным правительством в 1917 году. Этот откат фиксируется и многими зарубежными наблюдателями и организациями, например, «Transparency International».

Нынешняя избирательная кампания дает нам ежедневные подтверждения тенденции к подавлению демократических норм. Повсеместно идет манипуляция выборами. Из последних примеров – отказ Юрию Скуратову быть кандидатом в депутаты Государственной думы на основании того, что он не указал свое профессорское звание. Это официальное решение Центризбиркома: восемь голосов против трех. В подобной ситуации оказывается и Александр Руцкой. Мне не симпатичен ни тот, ни другой, но, тем не менее, никто не вправе запрещать им баллотироваться в Думу по столь вздорным основаниям.

Манипуляция выборами приняла масштабный характер. Вспомните Чечню, когда Кадыров был пятым по рейтингу и победил, потому что первые четверо выбыли из борьбы по разным причинам. Вспомните Санкт-Петербург, когда северной столице просто навязали кандидата Кремля. И вспомните, наконец, Грызлова. Его стоит слушать каждый день, потому что он говорит удивительные вещи. Недавно Грызлов заявил, что противники президента, цитирую, четыре года саботировали президентские законы в Думе и голосовали против них. Более того, продолжил он, они даже противостояли кандидатам, поддержанным президентом на выборах в регионах. Вот такое представление о демократии у лидера президентской партии, претендующей на большинство в Думе.

Итак, куда же мы шли и куда пришли? Состоявшейся демократии в России никогда не было. Было три попытки демократизации. Первая кончилась падением монархии. Вторая кончилась в 1917 году наступлением советского тоталитарного режима. Сегодня, после третьей попытки, Россия - страна угасающей демократизации.

В чем же мы больше всего потеряли за последние годы? Выборы стали менее свободными, менее честными, правда, пока не менее частыми, хотя об этом тоже идет речь. Мы существенно потеряли в свободе выражения мнений. К нам вернулся страх и люди начали бояться высказывать свою точку зрения не только в Москве, но и в регионах. Замечательную вещь сказал президент Татарстана Минтимер Шаймиев, когда Путин стал строить свою «вертикаль власти» весной 2000 года. Во время телемоста с Казанью его спросили, как он оценивает действия президент, и Шаймиев ответил: «Очень хорошо оцениваю, мы давно это сделали в Татарстане. Пора сделать это и в России». Мне кажется, точнее не скажешь.

Если ельцинская Россия была демократической федерацией авторитарных режимов, то теперь мы стали авторитарной федерацией авторитарных режимов. Вот что произошло. Соответственно, резко ухудшилась ситуация с альтернативными источниками информации. Пока еще сохраняется свобода ассоциаций, хотя Закон о партиях резко ужесточил условия и их существования. Что же касается всеобщих гражданских прав, то дела, возбужденные против Ходорковского, Пичугина и других, показывают, что происходит и с прокуратурой, и с судом. Появился даже термин – «басманное правосудие».

По всем основным параметрам, качество демократизации резко ухудшилось, и тенденция движения к авторитаризму нарастает. Мы собрались вовремя. Если сейчас не предпринять все от нас зависящее, чтобы, по крайней мере, смягчить эту тенденцию, то через два-три года мы можем получить в чистом виде авторитарный политический режим белорусского типа.

Что делать демократам? Я думаю, что значительная часть ответственности за то, что происходит, лежит на самих российских либералах. Хочу напомнить всем присутствующим, что партии СПС и «Яблоко» единогласно голосовали за разгром прежнего Совета Федерации, мотивируя это тем, что нужно «укротить» феодалов-губернаторов. Тем самым они внесли решающий вклад в становление «вертикали власти» и в слом политически влиятельной верхней палаты парламента. Хочу напомнить также, что они поддержали создание семи федеральных округов, а один из лидеров СПС, Сергей Кириенко, стал даже полпредом в Приволжском федеральном округе, тем самым «освятив» со стороны либералов этот элемент «вертикали власти». Хочу напомнить, что «Яблоко» было разработчиком нового Закона о партиях и голосовало за него. Часть СПС тоже голосовала «за». СПС и «Яблоко» из чисто корыстных интересов голосовали за новое избирательное законодательство, с которым мы мучаемся сегодня. Тогда им казалось, что это законодательство даст им преимущество по сравнению с партиями-новичками, – сегодня их самих уничтожают ими же созданным оружием. Хочу напомнить, что недавно все либералы проливали слезы по уходящему в отставку с поста главы администрации президента Александру Волошину. Они кричали, что Кремль лишается последнего оплота либерализма. Но кто, как не Волошин, сформировал эту систему авторитарной власти? Кто, как не он, создал механизмы манипулирования Государственной думой, партиями, Советом Федерации? Поэтому либералы «по локоть» в ответственности за тот режим, который создан сегодня в стране.

Вторая же часть их вины – бесконечная взаимная вражда, которая становится уже просто оскорбительной для каждого демократически настроенного человека в нашей стране. Причем обосновывают они эту вражду двумя глупейшими, по моему мнению, аргументами. Первый аргумент Явлинского: Чубайс «не так» делал экономические реформы. Но это сугубо экономический спор, при чем здесь демократия? Что мешает, расходясь в оценках экономических реформ, сойтись в оценках демократической проблематики, политической системы, прав человека? Это гораздо важнее, чем ошибки в экономических реформах. Вторая глупейшая причина, когда некоторые, в том числе Марк Урнов и другие мои друзья, говорят, что у партий разный электорат, что их объединение может отпугнуть, с одной стороны, избирателей СПС, а с другой – избирателей «Яблока». Странный аргумент, исходящий из ложного тезиса, что мнение избирателей неизменно. Однако если бы после нынешних событий обе либеральные партии сформулировали бы внятный посыл о том, что демократия под угрозой и поэтому мы объединяемся, то избиратели и СПС, и «Яблока» поддержали бы этот призыв.

Что делать? Я согласен с мнением Евгения Григорьевича Ясина, высказанном в статье, опубликованной в газете «Московские новости», о том, что, во-первых, необходимо немедленно прекратить коммунальную свару между «Яблоком» и СПС. Во-вторых, после выборов (дай бог, чтобы обе партии были избраны в парламент) следует создать единую демократическую фракцию, к которой, я вас уверяю, примкнет 10-15 независимых депутатов, и это будет достаточно значимая сила в Государственной думе. Небольшая, но, в любом случае, более значимая, чем две фракции по 12 человек. Такая задача вполне решаема. В-третьих, – надо выдвинуть либеральную программу развития России, альтернативную проводимой сегодня правящей группой. А в-четвертых, выдвинуть единого кандидата от демократических сил уже на выборах 2004 года, который должен пойти с внятной, осмысленной либеральной программой реформ экономической и политической системы страны. Четыре простых необходимых действия. Если СПС и «Яблоко» не сделают этого, то они будут нести полную историческую ответственность за все, что произойдет впоследствии.


Марк Урнов (председатель Фонда аналитических программ «Экспертиза», генеральный директор Центра политических технологий): «Противостоять страху, расползающемуся как зараза сегодня в обществе, – долг каждого, кому хочется, чтобы Россия конструктивно пережила один из самых глубоких кризисов в своей политической истории»
По-моему, уже всем понятно, куда мы пришли. Сегодня речь идет о свертывании представительной демократии. Процесс очень серьезный, и не только потому, что он инициируется грамотными людьми, понимающими, чего они хотят и в политике, и в экономике, но и потому, что он приветствуется значительной частью, если не сказать большинством, населения страны. Рост рейтинга Путина, отмечаемый последними социологическими исследованиями, с моей точки зрения, напрямую связан с его позицией, занятой по столь будоражащему российское (и не только российское) сознание «делу ЮКОСа». Отраженным образом это повышает и рейтинг партии власти, которая становится все более популярной. В результате сегодня, впервые за время данной избирательной кампании, возникла вероятность получения конституционного большинства «Единой Россией» в компании с Жириновским, одномандатниками от малых партий типа «Партии жизни», «Народной партии», «Родины» и прочих, которые, придя в Государственную думу, естественно будут ориентироваться на «Единую Россию». Еще три недели или месяц тому назад этой возможности у «партии власти» просто не было. Сегодня она появляется.

Это означает и возможность дальнейшей трансформации политического законодательства. Не исключаю, что будет поднят вопрос о дальнейшем повышении барьера прохождения в Думу. Все знают, что 7% – некая компромиссная цифра, что все начиналось с предложения поднять барьер до 12,5%. В будущей Думе найдется достаточно много людей, готовых эту идею поддержать. Тем более что она вполне созвучна неприязни к публичному политическому процессу, которая есть у президента, его команды, «Единой России» и других представителей будущего думского большинства.

Но более всего меня поражает скорость, с которой меняется общество. Темпы изменения фантастические. Занимаясь более десяти лет политическими прогнозами, я умудрялся более или менее угадывать тенденцию, хотя никогда не угадывал сроков. Всегда темпы были значительно выше предполагаемых. Но сейчас темпы изменения меня просто поражают.

Теперь о том, что же делать. Как правильно заметил мой друг Владимир Рыжков, либералы виноваты. В России, как известно, всегда виноваты либералы, евреи и студенты. Но, несмотря на это, делать что-то надо. Мрачные перспективы – не повод для бездействия. В частности, оставшееся до выборов время надо бы потратить на повышение явки избирателей. Кто как может, пусть агитирует, чтобы приходили и голосовали.

Думаю, утопично требовать от «Яблока» и СПС организационного объединия, в том числе учитывая тот «идиотский» аргумент разности электоратов, о котором говорил Владимир Рыжков. Аргумент, может быть, и глуп, но он работает. Ментальность избирателей, конечно, меняется по многим параметрам, однако отношение сторонников СПС к «Яблоку» и сторонников «Яблока» к СПС, увы, остается неизменным. Возможно, это одна из общественных констант – должны же быть в обществе некоторые константы! Так что имеет смысл стремиться не к слиянию, а к продуктивной кооперации, к совместным инициативам, совместному законотворчеству. А об объединении в единую фракцию реально будет думать только в том случае, если станет совсем плохо. Но, с моей точки зрения, поведенческое единство важнее организационного. И для начала надо бы от лица общественности предложить господам политикам, склонным к либерализму и демократии, перестать друг друга публично обзывать не вполне печатными словами. Попробуйте проследить, что пишут либералы в региональных СМИ о своих потенциальных союзниках слева! Вы обнаружите много такого, что произносить не стоило бы.

Уповать на представительство либералов в Думе можно и нужно, но ограничиваться этими упованиями абсолютно недопустимо. На нас сейчас лежит огромная ответственность. Дело в том, что в обществе, особенно в образованной среде, сегодня, как зараза, расползается страх. Противостоять этому страху – долг каждого, кому хочется видеть Россию страной нормальной, кому хочется, чтобы она конструктивно пережила один из самых глубоких кризисов в своей политической истории. Как это можно сделать? Не хочу впадать в стилистику проповедников, но других способов не вижу. Во-первых, надо перестать бояться самим. Во-вторых, как можно чаще выступать в средствах массовой информации открыто, а не на «птичьем языке». Честно излагать свою позицию, не впадая при этом в истерику. Общество в настоящее время остро нуждается в четкой, спокойной и объективной аналитике и прогнозах: что будет, если возобладают одни тенденции развития, и что получится, если проявятся другие. Собственно, иного средства воздействия на политический процесс у нас нет. Так что пользоваться надо тем, что имеешь, будучи честным перед самим собой. Струсил, так и скажи, что струсил, скажи об этом и себе, и вслух. Тогда, по крайней мере, проще будет жить остальным. Но то, что я наблюдаю сегодня в экспертном сообществе, вызывает у меня тошнотворные спазмы. Люди начинают врать себе и остальным, приспосабливаться, делать вид, что они говорят объективно, и при этом тихо отводят глаза.

И последнее. Рассчитывать на то, что каждому из нас в этой гражданской деятельности будет помогать чувство локтя, не следует. Экспертное сообщество точно так же, как и вся страна, достаточно атомизировано. Не нужно рассчитывать и на поддержку консолидированного бизнеса. Поведение предпринимательского сообщества – это классическое поведение обычного российского человека, сильно испугавшегося власти. Как сказал недавно один предприниматель: «Бизнес будет работать, зажав голову между колен, но это будет бизнес. Бизнес не умрет. Бизнес не может умереть, он вечен». Впрочем, может быть, это и естественно.


Юрий Рыжов (президент Международного инженерного университета):
Я повторю только то, что сказал на вечере памяти Галины Старовойтовой. Что до разговоров о нашей сегодняшней столь недемократичной системе и бизнесе, не желающем пробивать дорогу к демократии, то я придерживаюсь своей старой позиции. Она состояла и состоит в том, что из двух, казалось бы равноправных, составляющих демократической системы – свободной экономики и обеспечения прав и свобод человека – приоритет должны иметь права человека. В период 1991-1992 годов главный акцент надо было делать на защите прав личности и демократии. А в той тяжелой экономической ситуации мы уповали на то, что, либерализировав экономику, автоматически получим демократию. В результате получили ту экономику и ту демократию, которые имеем сегодня.

Куда мы идем? Не знаю. Но знаю, что мы придем туда первыми, поскольку никто другой туда не пойдет.


Лилия Шевцова: «Налицо конфликт между монолитной персонифицированной властью и демократическим способом ее формирования»
Разделяю пафос коллег, выступавших до меня. Я поддерживаю в целом их диагноз ситуации. Поэтому не буду повторять сказанного, лишь отмечу несколько непроговоренных моментов, как мне кажется, важных для нашей дискуссии.

Прежде всего мы еще раз должны поблагодарить коллектив Александра Иванченко за книгу, которую они сегодня представляют. Перед нами первая книга, написанная практиками, участниками самого политического процесса. При этом они сумели взглянуть на него извне. Все это придает книге достоверность. Кроме того, это честная, достойная работа. Авторы не боятся ставить неприятные для власти вопросы и отвечать на них. Я думаю, что это будет очень хорошее подспорье для исследования важнейшего блока Русской Системы, а именно избирательного блока.

Как уже отметил Владимир Рыжков, авторы книги исследуют нашу избирательную систему в историческом контексте. Но, кроме того, российский процесс строительства демократии соотносится в книге с международным контекстом. Я бы хотела поразмышлять над очень серьезным вопросом: облегчает ли нашу трансформацию мировое развитие, те события, что происходят сегодня в западном мире? Ведь все успешные демократические переходы в мире не могли бы состояться без влияния на них западного сообщества либо непосредственного включения данных переходных обществ в структуры западного мира. Россия же, как мне кажется, попала в очень неблагоприятный для себя исторический период, когда международный контекст не только не облегчает наших реформ, но и осложняет их. Почему? Да потому, что, к сожалению, западный мир сегодня расколот. И этот раскол касается не только тактики действий в Ираке, на Ближнем Востоке, различного понимания международных угроз. Речь идет о различных подходах к основным, базовым ценностям формирования нового мирового порядка и дальнейшего развития рынка и демократии. Весь набор основных принципов либеральной демократии, политики и власти, которые оформились на протяжении прошлого века, поставлен под вопрос и начинает подвергаться переосмыслению.

Европейский интеграционный проект опирается на совершенно новое понимание избирательной системы, механизма функционирования партий, государства, значения территории и силы. В будущем Европа предложит нам качественно новую общность, которая будет строиться на политике нового уровня и предполагать нового типа власть. Несомненно, возникнут новые противоречия и конфликты, связанные, например, с формированием наднациональной бюрократии. Об этой угрозе одним из первых заговорил классик политической философии Ральф Дарендорф. Но важно то, что это будет попыткой прорыва в будущее.

Американский политический проект тянет в совершенно другую сторону – речь идет о формировании некоей демократической сверхдержавы, которая (пока что) претендует на роль движущей силы мировой демократизации в соответствии с американскими понятиями политики и власти.

Перед нами два сценария, предполагающие разное воплощение старых принципов либеральной демократии. Россия должна решить, какой сценарий ей ближе. А, может быть, Россия выберет иной путь их воплощения? Но пока Запад расколот, России остается болтаться как бы между этажами. Она никуда не двигается, а «концентрируется» в своем межеумочном состоянии. Создается впечатление, что это на руку и Западу, который предпочитает Россию стабильную, опасаясь России, раздираемой постоянными встрясками. Трансформационное влияние Запада на Россию сегодня отсутствует.

Что касается системного кризиса, через который сегодня проходит Россия, то хочу подчеркнуть его глубокие причины. Ходорковский лишь смел карты со стола, стал толчком, который вызвал цепь событий, ставших, скорее всего, неожиданными и для Ходорковского, и для Кремля. Рано или поздно политический кризис в России был неизбежен. Почему? Хотя бы в силу противоречивости двух факторов, генетически присущих оформившейся в период правления Ельцина Системе. Первый фактор – российская власть организована как монолит. Она персонифицированна, вынесена за пределы общества и ему неподотчетна. В то же время, по способу легитимации, это власть выборная, демократическая. Налицо структурный конфликт между принципами организации власти и способом ее формирования. До сих пор он развивался подспудно. История с ЮКОСом спровоцировала его выход на поверхность. Но перед президентскими выборами могло случиться и что-то иное.

Нельзя забывать о другом факторе, который может привести к очень большим неприятностям, – о воспроизводстве власти. Каждый раз, когда воспроизводится такая форма персонифицированной выборной монархии, это может толкнуть нас на грань обрыва. Вспомним, к чему подошла власть в 1999 году, когда шел лихорадочный поиск преемника Ельцина, который бы гарантировал сохранение прежних «правил игры».

А теперь о том, что делать. Я здесь ближе к позиции Марка Урнова, хотя и соглашусь с Владимиром Рыжковым в том, что демократы пропустили возможность большей консолидации в ходе избирательной кампании. Но теперь говорить о едином демократическом фронте поздно и бессмысленно. Я тоже считаю, что электораты обеих партий все же разные, и партии могут получить больше мест или шансов пробиться, идя отдельными эшелонами. После выборов, конечно же, надо будет сотрудничать в новой Думе и выдвигать единого кандидата в президенты от демократических сил. Впрочем, почему мы все зациклились на том, помирятся ли «Яблоко» и СПС или нет? Может быть, кому-то выгодно, чтобы вся проблема единства демократических сил была сведена именно к этому?

Когда Марк Урнов говорил о нашем экспертном сообществе, я вспомнила пример Венгрии и Польши. Там начали рефлексировать по поводу антисистемной альтернативы, когда ни сверху, ни снизу никто еще не был готов к серьезной трансформации. Когда же через два года эти страны внезапно сорвались в революционный процесс, пригодилась та антисистемная альтернатива, которую загодя готовили клубы интеллигенции.

Да, соглашусь, что в целом российское экспертное сообщество не готово мыслить категориями Альтернативы Системе. Но ведь сюда пришли те, кто об этом рассуждать и думать готов. Здесь есть люди, пишущие книги о новой избирательной системе. Здесь есть Рыжков, который уже давно говорит о партийном правительстве. Здесь есть Урнов, делающий очень полезную работу, глядя в глаза нашим политическим приживалкам и заставляя их вспоминать про стыд. Словом, и в России сегодня люди, готовые отрефлексировать, застолбить демократическую альтернативу, думать о том, как выходить из нынешней Системы. Я полагаю, что эта Альтернатива может понадобиться гораздо скорее, чем мы того ожидаем.


Игорь Юргенс (первый вице-президент Российского союза промышленников и предпринимателей): «Бизнес всегда будет пытаться наладить связи с властью»
Что делать? Заниматься любым доступным видом деятельности, который исправляет ситуацию. В нашем обществе очень многое может сделать власть, что-то может сделать бизнес, что-то может сделать нарождающееся гражданское общество. Ожидать от бизнеса какой-то активной политической позиции сейчас невозможно. Впрочем, когда бизнес-группы были активны в политике? Неужели в Германии в 1920-е годы они были активны? Или в Чили, когда они были абсолютно и категорически против любых шагов Альенде и, тем не менее, с ними мирились? Когда же пришла пора Альенде свергать, это сделали через профсоюзы, а отнюдь не через бизнес.

Бизнес всегда будет пытаться наладить связи с властью. Он делает это и сегодня, насколько может эффективно. Если угодно, пока мы здесь спасаем демократию, РСПП спас двух-трех предпринимателей от «посадки».

Первое, что бизнес должен сделать и, усилиями здесь присутствующих, сделать постарается – помочь институтам гражданского общества. Второе, что он должен делать, – налаживать вышеупомянутый диалог. В рамках этого диалога мы, как организованное сообщество, будем выдвигать ряд экономических требований к власти, хочет она того или не хочет. Это единственно экономически оправданная позиция для бизнеса.

Полномочия каждого из здесь присутствующих ограничены рамками тех организаций, которые он представляет. Если люди будут вести себя честно в рамках этих полномочий, я считаю, что дело может быть сделано. Хотя, соглашусь с Лилией Шевцовой, рычаги давления через внешний мир сейчас малоэффективны. Запад занят своими проблемами, и это будет продолжаться как минимум до ноября 2004 года, пока не пройдут президентские выборы в США.


Федор Шелов-Коведяев (политолог, бывший заместитель министра иностранных дел РФ): «В результате действий власти на парламентских выборах выиграет не "Единая Россия", а Жириновский»
Почитаешь Ясина – здорово, слушаешь перепалку Рыжкова с Урновым – еще лучше. Между тем реальная ситуация такова, что управление избирательным процессом и контроль над ним внутри президентской администрации перешли от Владислава Суркова к Дмитрию Козаку. А у них абсолютно разные задачи. Суркову нужно было, чтобы в Думе было больше партий, потому что это его собственный политический ресурс. Козак же ни СПС, ни «Яблока» в Думе в упор не видит, и четкие указания на этот счет выданы во все регионы. А поскольку в регионах публика неглупая, и откуда поступили указания, понимает, то там очень упорно и напряженно работают над их исполнением.

Кто же выиграет в результате такой стратегии и тактики? Наивно полагать, что «Единая Россия». Я считаю, что основным бенефициаром в результате действий власти на парламентских выборах станет Жириновский. И по тому, как он себя ведет, уже можно догадаться, что он застыл в сладостном ожидании, когда власть начнет торговаться за каждый его голос. Во-первых, голосов у него теперь будет больше, а во-вторых, стоить они будут дороже.

Для власти осознание этого было полной неожиданностью. И после этого они стали серьезно работать над блоком «Родина». Его рейтинг уже «надули» до 4% по итогам проходивших в конце ноября в трех российских городах праймериз. И это не предел. Теперь власть создает четвертую силу, чтобы не слишком дорого платить за услуги Жириновского. Такова ситуация, с которой мы будем жить после 7 декабря этого года.


Татьяна Кутковец (социолог): «Либералам давно пора называть вещи своими именами»
Александр Владимирович Иванченко подвел нас к чрезвычайно важному, на мой взгляд, вопросу: почему демократия не стала выгодна большинству людей в России? Придется начать с того, чтобы согласиться: человек так устроен, что он старается не делать того, что ему невыгодно, что идет вразрез с осознаваемым им интересом. Этот интерес может быть любым: экономическим, идеологическим, религиозным или каким-либо другим. Это не важно. Важно, как ведет себя человек в такой ситуации. Как правило, всегда одинаково. Если человек со своим интересом входит в конфликт с интересом доминирующей на данный момент силы, то лишь немногие из людей идут на амбразуру, презрев страх. Большинство боится любой реально доминирующей силы. Это второе, что следует учитывать в контексте нашей темы и признать банальнейшую вещь – человек боится того, что ему угрожает, и не может перестать, пока угроза существует. Увещевания не помогут. За свою историю человек научился отличать вещи, которые угрожают его благополучию, и научился приспосабливаться к неблагоприятным обстоятельствам, т. е. жить в заданных условиях. Но это не значит, что такие условия человек считает нормальными и не пытается изменить их к лучшему в соответствии с собственными представлениями о должном и правильном. Так что давайте, разговаривая о высоком, не забывать о земном.

Не менее интересным представляется и вопрос: а почему в России демократия не стала выгодной и власти? Ответ на этот вопрос лежит в самом устройстве русской политической системы. Пользуясь неологизмом историков Юрия Пивоварова и Андрея Фурсова, следует констатировать, что мы живем в Русской Системе. А это такая система управления населением и территорией, где власть – единственный (т. е. «моно-») субъект. И по отношению к ней все остальное в России – только объекты, в том числе и люди, абсолютное их большинство.

Так было, так есть, вопрос в том, будет ли так всегда. Русская Система не предусматривает для человека роли субъекта в принципе. Она так устроена, что тут же потеряет способность править, если возникнет еще один, кроме нее, субъект политики. Так что пока существует Русская Система, ни о каком возникновении гражданского общества не может быть и речи. Она зиждется на неподконтрольности кому бы то ни было, а гражданское общество – это и есть система контроля над властью снизу. Явления несовместимые. Будучи моносубъектом, Русская Система осмысленно блокирует любую независимость человека от власти: экономическую ли, социальную, интеллектуальную. История с Михаилом Ходорковским это ясно показала.

По сути, мы наблюдали процесс позиционирования претендента на субъектность, последовательно, шаг за шагом проходящего тесты на право таковым стать. Мы наблюдали человека, который предположил, что достиг некоей независимости и не только стал субъектом в собственных глазах (таких «субъектов в собственных глазах» у нас весь дееспособный народ), но и признается таковым в стране и мире. Другими словами, заслужил легитимность в качестве субъекта. В определенном смысле Ходорковский – это новый, преждевременный человек в России, поверивший в универсальность конституционных прав. События показали, что он ошибся. Более того, своим поведением власть продемонстрировала всему обществу, а не только бизнесу, что в существующей системе любой претендент, посягающий на монопольность власти моносубъекта, будет караться. А если не будет претендовать ни на что, смиренно пребывая объектом, то может и договориться, как всегда бывало в России.

В такой политической системе никакая подлинная демократия, подлинный бизнес, подлинное гражданское общество и другие очень важные, присущие современности институты, появиться не могут. А вот профанные, имитационные, декоративные – очень даже могут. И они появились. Только их люди не признают. Они их так и воспринимают: профанными, неподлинными и, следовательно, нелегитимными.

По моему глубокому убеждению, с точки зрения исторической перспективы, Русская Система обречена. Сегодня мы видим одну из стадий ее агонии. Она судорожно пытается обрести естественно присущие ей функции закрепощения людей, которые она потеряла в ходе ряда модернизаций, отвечая на внешние вызовы. Однако надо понимать, что в XXI веке конкурентоспособный продукт будут создавать только свободные люди, живущие в странах, которые смогут гарантировать своим гражданам свободу инициативы и самореализации без опасений наказания со стороны государства. Любой иной принцип управления народонаселением и территорией автоматически влечет за собой попадание в категорию стран нищих, зависимых или «сырьевых придатков». Но стоит помнить, что такой путь исключает развитие.

Многие говорят о том, что либералы несут существенную долю вины за угрозу, нависшую российской демократией. Я тоже так считаю. Не буду вдаваться в глубокий анализ и без того всем известной новейшей русской истории. На мой взгляд, самой большой ошибкой либералов, участвовавших в построении демократии в России, было то, что они сами не понимали необходимость взращивания альтернативного власти субъекта. После 1991 года таким субъектом должно было и могло стать общество. Господин Урнов в своем достаточно печальном выступлении не мог не заметить собственное противоречие: с одной стороны, он объяснял происходящее тем, что российское общество за последнее столетие мало изменилось, что оно опять хочет все отнять и поделить, а с другой стороны, он сетовал на то, что общество, судя по его социологическим наблюдениям, стремительно меняется. Из этого следует только один вопрос: если общество способно столь быстро меняться, то, что же мы делаем и что надо делать для того, чтобы оно менялось в направлении, которое мы полагаем должным и правильным? Или чего мы не делаем, чтобы это произошло?

Осенью 2001 года по заказу Клуба «2015» исследовательским коллективом, в который входили Игорь Клямкин, Игорь Яковенко, Алексей Гражданкин и я, было проведено большое социологическое исследование «Самоидентификация россиян в начале XXI века». Оно профессиональным сообществом было проигнорировано. Не потому ли, что результаты, которые мы получили, противоречат распространенному взгляду на народ, во-первых, только как на объект, а во-вторых – как на палочку-выручалочку, объяснение всех неудач имеющихся в России элит? Ведь если народ «такой», то и весь сказ. Ведь против народа, как говорится, не попрешь. Так вот, ответственно утверждаю: народ у нас вполне даже тот, нормальный такой народ. У нас страна ненормальная. Мы с коллегой Игорем Моисеевичем Клямкиным заметку под таким названием в «Московских новостях» написали – «Нормальные люди в ненормальной стране». Ведь около 80% наших соотечественников считают Россию ненормальной страной.

Люди, живущие сегодня в России, в абсолютном, квалифицированном своем большинстве мыслят современно и не являются материалом, сопротивляющимся современному же, цивилизованному способу развития. Другое дело, что в этом своем стремлении они нелегитимны. Имея за спиной весь опыт проживания в Русской Системе, только запускается машина страха, люди моментально приспосабливаются к новым задаваемым условиям, как делали это веками. И это естественно. Вопрос же легитимации модернистских устремлений людей напрямую зависит от позиции и поведения элит. Но в России не сложилось реальной оппозиции именно Русской Системе, а не людям, находящимся сейчас у ее кормил. У нас нет элит, которые бы поставили бы своей целью трансформировать политическую систему управления. Есть много охотников занять место у руля Русской Системы, но почему-то практически не наблюдается желающих ее изменить. Предвыборная риторика не в счет.

Так что дело не в народе. С народом все в порядке, в том числе на ценностном, матричном уровне, из которого рождаются представления о должном и правильном. Но когда народ не воспринимается как субъект политической жизни, когда общественное мнение не играет никакой роли, происходит закономерное отчуждение общества от власти. Элиты отдельно – народ отдельно. В такой противоестественной ситуации неизбежно получает поддержку любой харизматический лидер, предлагающий обществу сатисфакцию за это его унижение. И такая опасность в России сегодня реально существует. Не видеть и не понимать ее могут только вконец «прозаседавшиеся».

Мы живем же в России – пока гром не грянет, мужик, как известно, не перекрестится. Судя по всем индикаторам, гром грянул. Мало того, молния уже попала в хату, она горит. А партийные лидеры, олицетворяющие вектор модернистского развития, обсуждают свое право на погашение пожара. Такое поведение в экстремальной ситуации можно назвать неадекватным. Со всеми, в том числе и медицинскими, выводами. С 1995 я регулярно и профессионально с помощью опросов наблюдала за процессами, которые якобы не дают возможности объединиться демократам. Проблема была для меня очевидна уже тогда. Наблюдая и изучая общественное мнение, я убедилась, что уже в 1995 году порядка 20% наших сограждан были готовы поддержать на выборах силу, транслирующую модернистские ценности, и что «разброд и шатание» внутри этой силы людей и раздражали, и деморализовывали. Кому охота отдавать свой голос за карликов, мутузящих друг друга на потеху великану? Было очевидно и тогда, и с каждым годом все отчетливее, что столь «явные» и «ясные» различия между партийными программами являются таковыми лишь для политических акторов этих партий, а для обычных людей в России, приверженцев обсуждаемых ценностей, остается все меньше шансов на представительство своих интересов в Государственной думе. Могу констатировать: ни разу за это время ни в одном опросе не было отмечено, чтобы большинство электората «Яблока» или СПС было против объединения. Несомненно, какие-то электоральные потери партии бы понесли. Но несомненно, и то, что, объединившись, они бы приобрели новых сторонников из числа тех, кто уже давно перестал ходить на выборы, разуверившись в возможности появления в России реальной политической силы в лице объединенных демократов. Никто не может всерьез смотреть на партии, едва переползающие 5-процентный барьер, как на реальную силу, способную влиять на ход событий в стране. Поэтому такие партии воспринимаются как политические статисты, не способные реализовывать модернистский проект.

Демократия в том виде, в котором она существует в России, по определению не может быть выгодна людям, в ней живущим, ибо она и не предназначена для людей. Из широких возможностей, предоставляемых демократией, была извлечена одна компонента, нужная традиционалистскому политическому классу. Эта компонента – использование волеизъявления народа на выборах как инструмента легитимации власти. Вся государственная машина настроена только на достижение этого результата.

Надо отчетливо понимать, что для того, чтобы состязаться с моносубъектом, нужно самому стать субъектом. Либералам давно следовало называть вещи своими именами. Ведь уже четыре года назад вполне можно было предполагать многое из того, что сегодня происходит. Не надо было обладать особой проницательностью, чтобы понимать, какая тенденция сформировалась к концу 1999 года. Тогда я сформулировала ее кратко: поддержка Путина – это «кэгэбизация» и «жириновизация» всей российской жизни, прежде всего ее политического аспекта.

Но это уже прошлое, давайте посмотрим, что можно сделать сегодня. Надо принимать вызов. Не ждать, чтобы судьба Ходорковского была поставлена «на поток» и дошла до той стадии, когда все неугодные власти окажутся в положении обвиняемых и оправдывающихся. Надо уже сегодня открыто отстаивать очевидные и вполне конкретные вещи, прежде всего, право личности на права, записанные в Конституции. История Ходорковского показала, кроме всего прочего, что сегодня, как и всегда в России, человек по личному выбору, без разрешения власти не может заняться политической и общественной деятельностью, не боясь репрессий. Даже если речь идет о таком богатом и, казалось бы, уже этим защищенном человеке, он все равно остается объектом.

Даже этнически русский человек попадает в жернова Русской Системы, как это было с Сахаровым двадцать–тридцать лет тому назад и с возомнившими себя субъектами Никитиным и Пасько в новейшее время. Но если на стезю субъектности становится инородец, пусть и гражданин России в необозримом прошлом, то Русская Система в строгом соответствии со своей программой трубит: «Вставай, страна огромная! Не встанешь – будешь непатриотом. А с непатриотами, сама знаешь, что мы делаем».

Вот она, причина страха: разделение страны на «наших» и «чужих». «Кто не с нами, тот против нас». Власть и ее партии, возглавляемые силовиками, монополизировали понятие «государственник», сузили его до пределов представлений начала XIX века и пытаются воссоздать традиционную патерналистскую распределительную модель российской государственности и, тем самым, пролонгировать существование Русской Системы. Между тем в нашей стране уже сложился огромный социальный запрос на иной, современный тип государственников, способных выстроить новую систему управления на принципах доминанты свободного человека, защищенного законом. Согласно нашему исследованию, такой принцип государственного устройства готовы поддержать 74% населения. Это ли не достаточный стимул для дальнейшей деятельности либералов в России?


Лев Пономарев (председатель общероссийского движения «За права человека»): «Надо искать формы совместных действий»
Перед нами сегодня вызов, быть может, равносильный тем, что были в 1991 и в 1993 году. Каждый сидящий за этим столом, наверное, отвечает на этот вызов профессионально, своей работой. Но, по-видимому, на подобные вызовы надо научиться отвечать вместе. И проблема в том, чтобы найти такие формы совместных действий.

Правильно говорилось о том, что либеральные партии, которые большинство из нас поддерживает, с этим вызовом не справляются. Верно, к сожалению, и то, что до парламентских выборов мы вряд ли сможем повлиять на ситуацию. Но после парламентских выборов будут президентские, и вот попытку повлиять на президентские выборы мы сделать просто обязаны.

Я уверен, что надо искать разные организационные формы, чтобы заявить свою позицию. В конце октября прошла Всероссийская конференция гражданских организаций. Это была самая крупная за последние годы конференция правозащитных и гражданских организаций, и там было принято обращение с призывом создавать комитеты защиты демократии. Я думаю, что это тот путь, на который рано или поздно надо вставать.

Конференция приняла обращение, с которым я хотел бы познакомить участников «круглого стола». Называется оно так: «России нужны новая политика и новый президент». Зачитаю несколько абзацев.

«Глубина и причины переживаемого Россией системного кризиса заключаются в том, что сложившиеся в России политическая и экономическая системы не способны обеспечить ни устойчивых темпов экономического роста, ни преодоления громадного социального расслоения, ни развития гражданского общества. Распад отвергнутой историей коммунистической системы породил мутанта, родовыми чертами которого является слияние денег и власти и криминализация и институциализация коррупции».

«Мы заявляем о своей решимости активно поддержать кандидата в президенты РФ, готового, в рамках все еще оставшихся в стране демократических процедур, бросить вызов правящему в стране путинскому режиму. Обязательными пунктами программы такого кандидата должны быть: восстановление в стране демократических свобод, превращение прокуратуры из органа политических репрессий (яркий пример – дело ЮКОСа) в институт защиты прав граждан, обеспечения независимости суда от давления власти».

«Активная социальная политика в области образования, здравоохранения, науки, культуры, преодоление несправедливых неравенств в уровне дохода различных социальных групп. России нужна новая политика и нужен новый президент».

Этот документ уже подписали Елена Боннер, Владимир Кара-Мурза-старший, Сергей Ковалев, Лев Пономарев, Андрей Пионтковский, который был основным автором этого документа, Юрий Рыжов, Юрий Самодуров, Александр Ткаченко, Эрнст Черный, социолог Игорь Григорьевич Яковенко. Призываю всех, кто хочет присоединиться к этому документу, с ним ознакомиться.


Сергей Пархоменко: «Будет либо плохо, либо очень плохо, либо катастрофа»
Почему мы разговор о перспективах демократии в России именно сейчас? Потому, что не ждем ничего хорошего от выборов. Мы понимаем, что будет либо плохо, либо очень плохо, либо совсем катастрофа. В этих обстоятельствах, может быть, пора возобновить дискуссию «ликвидаторов с отзовистами», известную нам из действующих школьных учебников истории, она по-прежнему там занимает свое важное место.

Надо ли нам в этих обстоятельствах, чтобы в Государственной думе присутствовали другие партии, кроме КПРФ, ЛДПР и «Единой России»? Может быть, не стоит служить ширмой? Может быть, лучше расставить все точки над «и»? Конечно, есть западный фактор, сложная международная обстановка. Но, может быть, надо ее прояснить? Глава нашей страны – человек очень тщеславный; он обожает пить чай с английской королевой, а кьянти – с Сильвио Берлускони. Так, может быть, не надо облегчать ему жизнь?

Все эти вопросы носят исключительно риторический характер. Но они перестают быть риторическими, когда понимаешь, что прежде, чем отвечать на вопрос «что делать?», следует еще ответить самому себе на вопрос: готов ли я лично работать ширмой или нет?

Среди прочих обстоятельств, которые заставляют Явлинского с Чубайсом так отвратительно себя вести, есть ведь и то, что они оба страстно хотят попасть в правительство. И если их позовут – они побегут. А ведь настанет такой момент, когда потребуется ширма! Насчет Явлинского я не сомневаюсь ни секунды: нужна будет ширма, позовут Явлинского – побежит Явлинский. Не бежал до сих пор? Значит, еще всерьез не предлагали. Но предложат несомненно: хотите быть заведующим сектором администрации президента? заместителем главы администрации президента? первым заместителем главы администрации президента? На всякого есть своя цена.

В этом отношении я совершенно ни в ком здесь не уверен, потому что и сам в себе не уверен. Если меня сейчас позовут на место министра печати, я, может, ломая этот стол, рванусь за новой должностью. Пожалуй, уверен я только в Ясине. Ему, я знаю, внучка однажды сказала: «Не огорчайся, дедушка, что ты министр без портфеля, я тебе свой рюкзачок отдам». Ясин, думаю, не побежит.

Искушение очень велико. Это искушение предлагается всем, и его цена бывает очень большой. Может быть, именно в этом и кроется объяснение тому, почему в один и тот же день в одном помещении в центре Москвы происходит съезд РСПП с известным нам результатом, а в другом помещении происходит ученый совет РГГУ – с совсем другим результатом. Разница знаете в чем? Одним есть, чего терять, а другим – нет. Зарплата профессора РГГУ Леонида Баткина – шесть тысяч рублей в месяц, и он на эту зарплату живет многие годы. Чем он рискует? Практически ничем. А потому совершенно ничего не боится. А вот людям, заседающим на съезде РСПП, что терять.

В таких обстоятельствах надо примерять эту ситуацию на себя. И примерять ее до того, как предложат. Ведь в какой-то момент власти потребуются какие-то ширмы, потребуются приличные люди, чтобы можно было сказать: а вот у нас же есть здесь хороший, приличный человек! Поэтому лучше определить свою позицию заранее.


Ирина Ясина (директор проекта Фонда «Открытая Россия»): «Для того чтобы не обсуждать каждые четыре года, какой ужас творится вокруг, надо озаботиться проблемами образования»
В 1996 году мы боялись Зюганова, в 1999 году боялись Примакова, теперь боимся самого президента, причем сразу на три срока вперед. А избиратель все тот же, ничего не понимает, умнее не становится. Раньше голосовал за коммунистов, теперь за «Единую Россию». Просто беда какая-то! Так будет и дальше. И мы с вами каждый раз будем кого-то бояться. Собираться за две недели до выборов, говорить: «Ох, боже мой, куда деваться, что делать?». РСПП будет плакать, что не знает, как свой имидж улучшить, что от посадки спасаться надо.

А что делать на самом деле? У меня дочь учится в 9 классе, я поэтому всегда говорю про образование. Вы когда-нибудь смотрели учебники своих детей? Я не говорю про историю и литературу. Граждановедение – скулы сводит. Никто не объясняет им, почему надо идти на выборы, когда им будет 18 лет. Есть еще некая экономическая география, изданная в 1993 году: разница между тем, что есть сейчас, и тем, что было тогда, невероятная – просто две разные страны! А наших детей по-прежнему учат про комбайны, которые производятся в Красноярске, про то, что у нас очень хороший ВПК, потому что производит очень много хороших танков, а также про то, что все западные компании в кризисе и ничего не производят.

Я очень часто встречаюсь с юными людьми, многие из провинции, и беседую с ними на разные темы. Недавно была на совершенно замечательном мероприятии Ассоциации молодых лидеров, возглавляемой Антоном Лопухиным, разговаривала с подростками 15-18 лет. Хорошие, все волонтеры, все лидеры. Спрашиваю, знаете ли, ребята, о компании ЮКОС? Знаем, слышали. А ситуацию знаете? Знаем. А как вы думаете, чем она вызвана? Ответ мне три недели не дает спокойно спать. Девочка, первый курс Барнаульского пединститута, отвечает: «Они хотят американцам продать нашу нефть по дешевке». Все, дальше можно не обсуждать. Можно бы сказать, что нефти полно, что ее девать некуда, что через сорок лет, когда она, может быть, начнет кончаться, будут использоваться другие источники топлива. Но они про это не читают, и в школе их этому не учат.

Поэтому для того чтобы нам не обсуждать каждые четыре года, какой ужас творится вокруг, надо озаботиться проблемами образования. И не только высшего, а среднего образования. Чтобы до всех хоть что-то дошло, чтобы хотя бы учебники были новые и хорошие. Это под силу и гражданскому обществу, и РСПП. Они не должны завоевывать свой имидж перетяжками посреди улиц, типа «Ходорковский хороший». От этого будет только хуже. Подумайте о школе, это очень важно, наверное, важнее, чем все остальное.

Хочу спросить у социологов: а вы уверены, что опросы, которые вы проводите, сопровождаются честными ответами? Люди вряд ли лукавят, но они боятся. Никто меня не убедит в том, что человек, которого спрашивают, как он относится к Путину, не задумываясь ответит – «плохо». Он же не знает, кто к нему пришел. Эти рейтинги под 80% - рейтинги тоталитарной страны. Они тоталитарны не только по результату, но и по способу их получения. Я думаю, что экспертное сообщество должно само себя критиковать за эти рейтинги.

Все говорят о том, что бизнес должен за кого-то заступаться. Да ничего он не должен, он должен сохранять себя. В этом, собственно, и есть его главная функция. Его задача производить некие ценности, что он и делает. У нас же сейчас кагэбэшники командуют, которые никогда в жизни ничего не произвели, а только живут на наши налоги, но это – другой вопрос.

Как вы знаете, я работаю компанию ЮКОС. Сейчас мой начальник сидит в тюрьме, мне его очень жалко и я готова все делать для того, чтобы он оттуда вышел. Нас все время спрашивают: Почему вы только сейчас, когда вас за одно место схватили, начали заниматься социальными программами, благотворительностью? Неправда, мы занимаемся этим уже шесть–семь лет, как только ЮКОС встал на ноги. В 2003 году компания потратила на социальные и благотворительные программы 45 миллионов долларов. Бюджет на следующий год – 90 миллионов долларов, несмотря на то, что Ходорковский в тюрьме. Но рассказывать об этом невозможно по одной простой причине – это реклама. Когда я говорю журналисту, что мы, «Открытая Россия», реализуем такие-то программы, оборудуем сельские библиотеки, то первая же реакция: а, Ходорковский, ЮКОС – давай «бабки»! Сейчас о Ходорковском пишут только потому, что он в тюрьме, это же интересно! А про благотворительность мы не можем рассказывать, просто денег жалко. Мы лучше еще одну библиотеку оборудуем, чем дадим два интервью, – цены сейчас именно такие.

В конце своего выступления хотелось бы еще раз вернуться к главному тезису: все бесполезно, если не учить детей. Когда наш президент абсолютно искренне говорит, что не понимает, как можно было за последние пять-шесть лет заработать миллиарды, так он просто необразованный человек. Он ни слова «акция», ни слова «капитализация», ни как все это происходит, просто не знает. Ведь заработать действительно нельзя, таких денег никто не зарабатывает. Растут акции на бирже, вот и все.

Так что давайте думать над проблемами образования. Иначе мы и дальше будем встречаться каждые четыре года, хватаясь за голову, а дети будут расти такими же моральными уродами, как и сейчас. И в этом наша вина.


Евгений Сабуров (научный руководитель Института развития образования Высшей школы экономики):
Поскольку Ирина упомянула об Ассоциации юных лидеров, я хочу уточнить, что это огромная организация, через которую ежегодно проходит десять тысяч детей. Так вот, Антон Лопухин мне рассказал, что большинство юных лидеров (а это провинциальные студенты первого курса) даже не подозревало о существовании СПС и «Яблока». Они знали о «Единой России», Жириновском и коммунистах. Других партий для них не существует.


Ирина Ясина:
А когда я спросила их, пойдут ли они на выборы, они на меня посмотрели подозрительно: что вы приехали к нам – агитацией заниматься? Я отвечаю, что сама первый раз в жизни не пойду на выборы, потому что меня тошнит от взаимоотношений «Яблока» и СПС. Так они меня одернули, нельзя, мол, об этом говорить, и просто зашикали. Все. На выборы не пойдут, не хотят, считают, что это не нужно, что это фигня и просто хихикают.


Яков Паппэ (ведущий научный сотрудник Института народнохозяйственного прогнозирования РАН): «Бизнесу надо было соблюдать договоренность с властью»
Меня трудно заподозрить в особой ненависти к ЮКОСу. Тем не менее, у меня есть для этой компании совет, как можно и библиотеки открывать, и интервью платные давать. Для этого достаточно уменьшить финансирование одного из двух или более исследовательских центров ЮКОСа по международной политике или по макроэкономике. Как известно, у ЮКОСа есть такие научно-исследовательские институты достаточно высокого качества. Но я не уверен, что отдельная корпорация может создавать такого рода структуры в каком-либо другом обществе, кроме российского.

К чему я это говорю? Сейчас ситуация развивается по наихудшему из сценариев. Вполне можно сказать, что экономику тяжело ударили. Как экономист, я не вижу из ситуации благоприятного выхода. Тем не менее, какой-то урок из нее надо извлечь и бизнесу, и, может быть, демократическим силам. Бизнесу, в частности, вот какой. В «контракте» между бизнесом и властью, который был подписан в 2000 году, было множество явных правил: не трогать естественные монополии, не трогать СМИ. Но был один неявный момент: можно лоббировать интересы в рамках Государственной думы, лучше всего через корпоративные организации, но ни в коем случае нельзя самим влезать в политические процессы. Однако появилась весьма активная политически бизнес-структура – ЮКОС, – которая нарушила эту неявную часть «контракта». В результате нарушитель получил соответствующую реакцию и со стороны властей, и со стороны бизнес-сообщества.

Хорошо это или плохо, когда в условиях слабо работающих ассоциаций и корпоративных объединений отдельная структура начинает активно вести общественно-политическую деятельность? Этого я не знаю, да и абстрактного ответа, наверное, быть не может. Я знаю только, что это не похоже ни на что в мире, – ни в Европе, ни в Америке, ни в Японии. Похоже, что нынешняя российская власть с этим мириться не намерена, как и любая другая власть, которая в ближайшее время может появиться в России.



Ирина Стародубровская (руководитель лаборатории проблем муниципального развития Института экономики переходного периода): «Сегодня часть старой, оттесненной в ходе революции 1991 года элиты возвращается и начинает претендовать на власть и на собственность»
Все что можно сказать, наверное, уже сказано. И у меня нет конкретных ответов на вопросы и рецептов. Я бы хотела поговорить немного о том, где мы находимся. У меня ощущение, что нарисована несколько идеализированная картина стоящего перед нами выбора: либо авторитаризм, нарушение прав личности, либо другая, светлая такая, высокая альтернатива – идеальная демократия с полной защитой прав личности, и за нее-то мы должны бороться. Это достаточно сильное упрощение реальной ситуации, которое дает, может быть, неправильные ориентиры.

Примерно два года назад здесь же, в Фонде «Либеральная миссия» проходило обсуждение нашей с Владимиром Мау книги «Великие революции от Кромвеля до Путина». Тогда мы не смогли договориться с Евгением Григорьевичем по одному из обсуждавшихся вопросов: я хоарактеризовала ситуацию в нашей стране как постреволюционную нестабильность, а Евгений Григорьевич говорил о постреволюционной стабилизации. Мне очень грустно оттого, что, похоже, мой прогноз оказался вернее.

Проблемы выборов, прав человека – очень важные и острые, но это только видимая часть айсберга. А в подводной его части происходит следующее: как и после всякой революции, сегодня часть старой, оттесненной в ходе революции элиты, возвращается и начинает претендовать на власть и на собственность. Надо понимать, что мы не совершаем реального выбора между идеальной демократией и полным авторитаризмом, а находимся внутри системы, которая сложилась после революции – с «олигархами», «управляемой демократией», расслоением общества. И система эта очень нестабильна, в ней постоянно происходит перетягивание каната между новой элитой и старой элитой, что сопровождается постоянными колебаниями власти, шараханьем из стороны в сторону, абсолютной непредсказуемостью условий для бизнеса. И, судя по опыту других революций, продолжаться все это может лет сто. Я хотела обратить на это внимание не ради того, чтобы дать какие-то конкретные рецепты, а чтобы показать систему координат, в рамках которой мы вынуждены выбирать тот или иной путь развития.


Юрий Тихомиров: «В своей стране мы ничего не переменим, если не будем менять привычный уклад жизни»
Недемократический уклад жизни сложился у нас не сегодня и не вчера. И изменить что-то в этой сфере пока не получается. У нас степень правового регулирования выросла за последние годы в сотни раз (не буду называть цифру вновь принятых законов), но объем правонарушений тоже вырос многократно. Поразительный феномен! Мы правилами себя не связываем. Местное самоуправление реформировать и оживить не удается. В суды, которые всем казались спасением, большинство граждан не обращается. Все социальные институты работают очень вяло. Выборы кончатся, будет опять та же система принятия решений, распыления материальных благ, какая бы постреволюционная группа к власти ни пришла.

В чем же дело? Самая главная проблема, которая в итоге все и решит, это отсутствие интереса основной массы населения к обустройству нашей жизни. У нас в стране всеобщая социальная усталость. Заметьте, сам уклад жизни формирует меня как человека грустного, отстраненного. С шести утра радио говорит: разлилось, загорелось, взорвалось, рухнуло. Я подавлен всем этим с самого начала дня.

Мы не умеем жить и работать демократически, всем привычно и выгодно. Я приведу один пример, о котором все, наверное, уже забыли. На закате советской власти было время, когда начали выбирать директоров предприятий. Это был блестящий шанс разбудить людей, потянув их к решению реальных и важных вопросов. По закону о государственных предприятиях план предприятий должен был утверждаться трудовым коллективом. И тут же пошли издевки: такого не может быть, вы культивируете халтуру. Дело заглохло.

Резюмируя, я бы сказал следующее: мы в своей стране ничего не переменим, если не будем менять привычный уклад жизни. К такому укладу причастны все – и журналисты справа, и наука слева, и университеты, и школьники. И не в том беда, что подросток не может отличить СПС от «Яблока». У него просто нет интереса к стране. Мы знаем из истории, что студенты были когда-то наиболее мобильной и политизированной интеллектуальной силой. Наши студенты к политике безучастны, пассивны, они гонятся за чем-то другим.

Те, кто берет на себя миссию обустроить нашу жизнь с помощью законов и указов, вряд ли сможет это сделать. Демократия должна бы работать на всех этажах, начиная все-таки с первого, а не с последнего. Когда вас унижают на работе, в милиции, в ЖЭКе, на почте, в поликлинике, то никакой президент вам не поможет. Вы будете писать ему письма, как это было сто и двести лет назад. Есть второй этаж, третий. Оживите институты, дайте им выразить интересы разных слоев общества. Кстати, в американской административной реформе центральный аппарат пытаются перестраивать с учетом интересов разных страт. Не уверен, что подобную задачу ставят перед собой разработчики нашей административной реформы. Наше самоуправление, которое могло бы быть реальным на всех этажах, пока спит. Вот бы его пробудить!


Галина Ракитская (правозащитник): «Разве можно защитить то, чего нет?»
С большим интересом выслушала сегодняшнюю дискуссию и хочу задать присутствующим два-три возникших у меня вопроса.

Можно ли защитить то, чего нет? Выступавшие убедительно показали, что демократии в России нет, значит и защитить то, чего нет, вряд ли возможно. Вопрос, наверное, нужно ставить иначе. Как переломить ситуацию, чтобы Россия попала, наконец, в русло демократического развития? Предположим, можно сформулировать, какие законы следовало бы для этого принять. Но кто это сделает? Предположим, в Думу пройдут представители СПС, «Яблока», другие либерально настроенные люди, которые ценят гражданские права и свободы, предположим даже, что таких людей в Думе будет больше половины. Но при сегодняшней конфигурации власти, когда вся она сосредоточена в исполнительной ветви, какое это имеет значение? И кто в состоянии изменить эту конфигурацию власти?

И еще один, может быть самый тяжелый вопрос, который я задаю себе и хотела бы задать вам. Сегодня мы вынуждены с глубочайшим сожалением констатировать, что в стране происходит фашизация массового сознания. Идет открытая пропаганда нацистских, фашистских, великодержавных, в худшем значении этого слова, идей. Мы прогнозировали такую возможность еще в 1992 году, когда реформы только начались: неудачи реформ могут спровоцировать фашизацию массового сознания. И вот это произошло. Какие перспективы у либеральной идеи в стране, где налицо массовая фашизация сознания? Я на этот вопрос ответа не знаю.


Евгений Ясин:
К сожалению, пока эти вопросы мы оставим без ответа. Мне кажется, дискуссия была очень интересная, хотя и грустная. Временами возникало ощущение не просто тревоги, а некоторой безнадежности. Надеюсь, оно не вполне оправдано, ведь мы нередко слышим катастрофические предсказания в разные времена и по разным поводам. Мне представляются обоснованными замечания Юрия Тихомирова относительно того, что у нас в стране люди к демократии не привыкли, потому что никогда в условиях демократии и не жили. Нельзя же считать, что вспышка протодемократии в конце 1980-х – начале 1990-х годов успела привить определенные навыки.

Вчера я был на вечере памяти Галины Старовойтовой. В этом зале присутствуют несколько человек, которые тоже там были. Я хочу отметить одно обстоятельство, которое мне представляется знаменательным. Зал Дома кино был полон. Год назад этого бы не было. Мы все наблюдали, как редеют ряды участников демократического движения, различного рода массовых мероприятий. Не буду сейчас вдаваться в анализ того, почему это происходило. Но надо понять, что теперь мы подошли к моменту, когда есть поводы не только стенать и плакать, но переходить в наступление.

Кажется, что это маловероятно. Сегодня и школьники газет не читают, и вообще не к кому обращаться. И здесь, в стенах университета, не так много молодых людей, которые захотели прийти на «круглый стол». И у себя на семинаре мне приходится агитировать студентов участвовать в выборах. Правда, там только один человек сказал, что на выборы не пойдет, да и то только потому, что у него нет московской регистрации.

Тем не менее, в сегодняшних обстоятельствах есть и необходимость, и возможность потихонечку собирать силы и переходить в наступление. Для возникновения в России демократического общества недостаточно иметь в пределах Садового кольца демократическую тусовку, узкий круг интеллигентов, которые мечтают о свободе. Джон Локк говорил, что свобода нужна немногим, но эти немногие должны обмануть все общество и убедить его в том, что свобода нужна всем. Она необходима для того, чтобы общество было процветающим, пользовалось благосостоянием. Потому что в демократическом обществе, предназначенном для свободных людей, всегда есть возможность вертикальной мобильности для лучших, достойных его представителей.

Я думаю, что перед людьми, которые ценят демократические ценности, стоит сегодня прежде всего задача их распространения, в том числе и через образование, издательские программы, интернет. Мы подошли к такому моменту, когда демократы должны ходить от двери к двери, не уступая эту привилегию коммунистам. Вы мы здесь – люди мыслящие. И наши мысли, наши ценности мы не должны держать в себе. Не надо впадать в панику, надо действовать. Наши недруги очень рассчитывают на то, что мы будем молчать в страхе, будем сетовать на то, что в этой стране ничего нельзя сделать, что здесь такой плохой народ, для нас неподходящий, что отсюда надо уезжать... Не надо поддаваться эти настроениям, нельзя лить воду на мельницу наших оппонентов. Мы должны добиваться того, чтобы страна им не принадлежала.

На главную