Я хотел бы в такой бурной политической дискуссии, которая здесь произошла, которая не имеет никакого интереса в сегодняшней ситуации, перейти к вещам более серьезным.

Первое, что мне очень интересно, для того, чтобы ваши все решения и все прочее имело смысл, нужно преломить один тезис, который существует у нас в общественном сознании. Это моя любимая тема, которой я последние полтора года занимаюсь, что законодательная деятельность – это деятельность не юридическая, это деятельность политико-правовая. Вот тогда очень многие вещи, о которых мы сегодня сильно дискутируем, они становятся на свои места. К сожалению, у нас до сих пор и среди присутствующих здесь экспертов, и в быту доминируют вопросы правовые, юридические, а политика – это что-то сбоку. И Грызлов в последний раз довел этот тезис полностью до абсурда: Дума не место для политических дискуссий. Тогда дальше мы переходим в ту самую идею, о которой вы только что сказали, – система разделения властей. Вспомним, какую роль парламент играет в системе разделения властей. У него есть три функции. Я не буду говорить о контрольной функции, это вопрос отдельный. Остаются так называемые представительские и законодательные функции. Парадокс заключается в том, когда одна из этих функций деформируется, автоматически деформируется вторая. Это то, что сейчас мы с вами будем наблюдать. В классической демократической системе это всё выстраивается определенным образом. Можно сейчас посмотреть, как у нас это деформировалось, почему к этому пришло. Значит, у нас с вами существует избирательная система – политические партии, которые обязаны идеологически структурировать общество. И дальше вершинкой становится парламент. И тогда парламент – это как раз то место, где политические интересы превращаются в законы. Это компромисс политических интересов, причем, исходя из свойства права и закона, этот компромисс более долговременный, чем любой политический компромисс. Вот это тоже для нас принципиально, по самой механике права, по его свойствам. И что у нас с вами происходит? Мягко говоря, закон “О политических партиях” навязал всем, что партия должна быть только одного типа – КПСС. Прочтите закон, принцип демократического централизма, который там сверху донизу сидит, все нормально. На самом деле он обходится, это не вопрос. Вопрос в другом. Сегодня понятие партия в новом мире, тогда шел разговор о постиндустриальной ситуации, там другая конструкция партии была. Но это может быть разговор отдельный. Самое главное, что у нас стало происходить. С одной стороны, очень положительные явления – у нас элитные группы стали понимать. Первое, что законы – это очень хороший рычаг. И что бы ни происходило в стране, закон как рычаг управления существует. Это они поняли быстрее, чем наши граждане, к сожалению, поддержка партии 5–7 процентов у населения. Они стали приватизировать партии откровенно. Процессы, которые мы наблюдаем, это были процессы приватизации партий. Но самой умной оказалась в данной ситуации именно государственная бюрократия. Она и построила себе партию, которая называется “Единая Россия”. Она просто очень грамотно воспользовалась этой схемой демократической процедуры. И эта партия стала доминантой. Дальше. К избирательным машинам были внесены административные, медийные и прочие ресурсы. Сами выборы оставались по форме демократическими – фактически их содержание полностью выпало. И в результате мы получили тот законодательный орган, который при любом нарушении в этой цепи мы и должны были получить. Тут ничего другого на самом деле не произошло. Конечно, законодательство и решения законодательные – это правильно. Но я вам напомню другой пример, к сожалению. Если бы закон избирательный 94-го года был бы написан по-другому, то мы сегодня не имели бы административных монстров. Закон имеет свойство, когда вы пытаетесь очень точно всё регламентировать, порождает административного монстра для того, чтобы его выполнять. Поэтому к законам я прошу относиться очень осторожно, потому что, чем больше вы пытаетесь их регламентировать, тем больше вероятность того, что будет порождаться очередная административная структура. Всегда это будет происходить.

Последнее замечание, то, что касается регламента. Регламент Государственной Думы, на мой взгляд, вообще уникальный документ. Надо с ним довольно много работать. Во всех странах мира регламент – это внутреннее дело парламента. И каков парламент, таков и регламент. Пытаться навязать парламенту другой регламент, на мой взгляд, выходит из обычной парламентской процедуры. Тут невозможно регламент написать к любому органу, к парламенту, к чему угодно, со стороны. Замечательный регламент можно написать, но мы просто не решим, потому что его будут принимать те люди, которые хотят жить по этим правилам или не хотят по ним жить.

И последнее замечание. Я тоже эксперт заинтересованный. Я вам должен честно сказать, что у России либерализма не было. Та операция в сознании, которая у нас существует: у нас либерализм какой-то был, либеральные реформы. Ну не было этого! Были отдельные лозунги, но обозначалось совсем другое. Началась дискуссия с того, что у нас “Единая Россия” – это либеральная партия. Она не либеральная. Она правая партия. А это разные вещи.

Владимир Александрович обратил внимание на 55 депутатов. Но там произошло еще кое-что, на мой взгляд, более серьезные вещи. В обычном парламенте, вы говорили о Председателе парламента, который вне партии, там существует так называемая выборная администрация – Председатель, зам. и т.д. И существует орган, который занимается решением согласования политических интересов. У нас это был Совет Государственной Думы. Мало того, этот Совет Государственной Думы выполнял две принципиальные вещи. Во-первых, это был орган попытки согласования политической техники. Второе, что не менее важно, это был орган, который осуществлял контроль за деятельностью выборной администрации. Что произошло сейчас? Последнее изменение регламента: выборная администрации, она же стала Советом Госдумы. Была убрана контрольная функция, была убрана политическая функция, то есть вся структура сегодня превратилась в структуру абсолютно административную. Откуда вся эта логика? Она – закономерная логика. Она отсюда и выстроилась.

Константин Алексеевич ушел, который возлагал надежду на Совет Федерации. Он там просто работает, поэтому он его любит. Но дело в том, что Совет Федерации.

РЕПЛИКА

Он имел в виду раньше Совет Федерации.

НИСНЕВИЧ Ю.А.

Нет, он не помнит первого Совета Федерации, он помнит второй. И во втором, и в сегодняшнем составе есть одна принципиальная вещь. Там те люди, которые сегодня являются членами Совета Федерации, – это не люди, обладающие свободным мандатом. Если внимательно посмотреть Закон “О формировании…”, раз у них нет свободного мандата – извините, они той опорой и надежей общества, на которые возлагает Константин Алексеевич, просто быть не могут. Там прикажут – они будут голосовать так, как им скажут. Даже в законе “О формировании Совета Федерации” представительно-законодательная ветвь власти, она имеет право его отозвать. Один имеет императивный мандат от губернатора, другой – от Законодательного Собрания. И реально это происходит. И уже полно этих прецедентов. Если внимательно посмотреть состав Света Федерации, там либо часть мест просто куплена предпринимателями, связанными с региональной бюрократией, либо это прямые назначенцы местной бюрократии.

Возвращаясь к теме, я хотел бы обратить внимание, что вся идея с Конституционным Судом, на мой взгляд, она чисто интересная. Только надо относиться к этому в основном как к политической акции. Да, надо под нее подложить определенные правовые вещи, их можно усилить, вот связи представительской функции с законодательной. Представительская функция и законодательная, нарушена сегодня представительская функция. Задача сегодня глобально та, что говорил Виктор. К сожалению, это надо делать.                                  (след.)

(возврат)