Чтобы обострить дискуссию, выскажу несколько свое несогласие не с нравственной постановкой вопроса, к которой я полностью присоединяюсь. Порочно, когда политик, идущий на выборы с огромной программой, от одной политической партии, даже в условиях, когда эта партия победила, – Народная партия согласно новому Закону имела права и даже была обязана образовать фракцию в Государственной Думе, поскольку больше 12 одномандатных депутатов провела, – и как бы раствориться в другой политической организации. Нравственная оценка всего этого очевидна. Что касается оценки юридической, то здесь всё намного сложнее. Не секрет, что Народная партия – сателлит “Единой России”, она была таковой изначально. Это сателлит общего хозяина для обеих этих организаций. И даже если бы у них была самостоятельная фракция, это не освобождало бы нас от опасности того, что это совокупное большинство могло изменить Конституцию. То есть дело не в том, все ли эти депутаты в “Единой России” или нет, главное, что они были изначально готовы голосовать по указке тех, кто готов был Конституцию менять. Так что любые юридические крючки и регламентные крючки нас не спасают от ситуации, когда кандидат идет с одним на выборы, а потом идет совершенно по-другому. Он может остаться в своей фракции, фракция может развернуться на 180 градусов, как это было с существовавшими ранее депутатскими объединениями. То есть панацею в этих потугах я не вижу. С политической точки зрения я этот процесс приветствую. Я считаю, что он обречен на поражение в Конституционном Суде и даже дальше. Но как элемент политической борьбы за демократию в России это правильно. И постановка вопроса такая очевидна.

Второй вопрос. При всем драматизме ситуации, которую мы сейчас переживаем, есть плюсы в том, что произошло, плюсы политические и правовые. Политический плюс номер один: у “Единой России” при всем моем критическом к ней отношении есть сейчас реальный шанс стать полноценной политической партией. Это станет тогда, когда они впервые не согласятся с мнением Кремля или Белого Дома, когда они начнут руководствовать не интересами бюрократии, а сознавать себя как партия. Я понимаю, что все это очень и очень сложно, с учетом набора людей, которые там оказались, но шанс такой есть. Было бы хорошо, если бы они этим шансом воспользовались в интересах страны. Если не сделают, ну что ж, их будет ждать судьба очередной партии власти. Я хочу напомнить, что до сих пор партия власти на выборах не побеждала. Впервые это произошло, а значит, повторяю, есть шанс сохраниться. Тем более, могу сказать, что у этой партии есть свой электорат, свой избиратель, конечно, намного меньше, чем они получили благодаря административным, медийным и прочим ресурсам, о которых здесь вопрос стоял, но у партии бюрократии, у партии крупного капитала вне всякого сомнения избиратель в России есть. И дай бог, чтобы эта категория стала партией в собственном смысле слова. Когда они приходят в Думу – ради бога, руководствуйтесь, получив большинство, интересами своего избирателя! Ничего подобного не происходит – в этом драматизм и трагедия. Но, повторяю, шанс такой есть.

Второй, как ни странно, плюс состоявшихся выборов – это то, что проиграла оппозиция. Будучи раздробленной, вся оппозиция, особенно либеральная, проиграла с треском. На мой взгляд, это хороший урок всем нам, отсюда вывод: для того, чтобы противостоять, я не говорю – партии власти, противостоять этому авторитарному диктату, который сейчас намечается, очевидно совершенно, что это невозможно в условиях раздробленности либерального меньшинства. Оно должно быть максимально консолидировано на всех тех идеях, которые нас сплачивают, а не разобщают. Если мы этого не поймем, очевидно, что вся борьба за демократию, за либеральные ценности в стране просто обречена, потому что можно, конечно, апеллировать к праву, и я готов это делать, но надо понять, в какой правовой (точнее – антиправовой) системе мы находимся. Вот тот самый Конституционный Суд, в который сейчас собираются отправляться, на днях принял ужасающее совершенно, вопиющее решение о том, что нельзя гражданину обжаловать в Верховный Суд постановления Правительства, если оно принято на основе федерального закона, и тем самым обрубил практически десяткам тысяч граждан возможность обжаловать нормативные акты, которые затрагивают коренные интересы людей – по жилищным, автомобильным и другим социальным вопросам. А попасть гражданину в Конституционный Суд по этим делам практически невозможно. Собрать 90 подписей сегодня практически невозможно. Вот все. То есть еще одна ветвь власти оказалась просто отрубленной от того, чтобы хоть как-то влиять на ситуацию с правами человека. При всех издержках деятельности Верховного Суда, я вам скажу, 30 процентов обращений граждан по вопросам, связанным с обжалованием нормативных актов, удовлетворялись, в том числе и на уровне Верховного Суда. Так что не так уж все трагично обстояло. А теперь Верховный Суд от этого отрезан. Правда, я думаю, что мы будем, конечно, добиваться того, чтобы это решение Конституционного Суда было так или иначе отменено или парализовано. Есть механизм и это решение обжаловать в Страсбург, но это процесс долгий – на 4 года, ничуть не меньше. В этих условиях, я считаю, вопрос борьбы за общедемократические ценности в стране должен быть переведен в политическую плоскость. Другого механизма, кроме как политическая консолидация всех демократов, апеллирование к соответствующим сегментам гражданского общества, формирование этих сегментов, потому что процесс находится в крайне запущенном положении, приземление всех тех и партийных, и политических лидеров, которые до сих пор, скажем мягко, витали в эмпириях, мне кажется, это сегодня горячая реальность. Я вижу смысл такого диалога еще и в том, чтобы такую консолидацию так или иначе обеспечить. А для этого, мне кажется, нам не только надо выявлять, что важно, пороки в действующем законодательстве, а их будет прибывать, я в этом ни секунды не сомневаюсь. Не знаю, пойдут ли на изменение Конституции, сейчас-то, конечно, нет, сейчас все эти проекты запустили для того, чтобы их отклонить, и тем самым сказать: вот, мы Конституцию менять не будем. Интересно будет через 2 года посмотреть, как они на такие же инициативы будут реагировать. Сейчас-то все понятно. Но по всем остальным направлениям именно в политической сфере, конечно же, ситуация будет кардинальным образом ухудшаться. Мы получаем уже откровенное прямое бюрократическое правление. И даже не то страшно, что все комитеты захватила “Единая Россия”, ну есть такая практика парламентская, в той же Америке, например, там тоже победитель получает всё, все посты председателей комитетов, зато замов, правда, отдает оппозиции. Страшно другое. Посмотрите, как управлять Думой сегодня стали. В парламенте до сих пор было жесткое правило: председатель Думы не может быть лидером фракции. Это очень правильно. Тем самым как бы разделяется политическое и административное руководство в Думе. Соединили, сконцентрировали власть полностью в одних руках. Кстати, у господина Грызлова теперь уникальная власть в стране: он – лидер правящей партии, он – лидер фракции в Думе, и он одновременно – председатель Государственной Думы, контролирующий весь административный аппарат. То есть Думу превратили в административный орган. Вот это я бы назвал полным уничтожением парламентаризма, а не то, что они взяли на себя ответственность за большинство. Это-то как раз нормальная парламентская практика: получили большинство, и отвечайте. Фактически с учетом одномандатников они получили – не конституционное, но такое реальное большинство. Я знаю, что у них несколько членов партии шли как независимые, в том числе в моей Пермской области. Это тактика. Как та или иная партия получает большинство в Думе – это вопрос политической тактики. Я не вижу в этом большой трагедии. А то, что, использовав это большинство, они фактически уничтожают парламентаризм и оттесняют оппозицию, это абсолютно неправильно. Я вспоминаю: в 1994 году в Англии консерваторы, победившие на парламентских выборах, сознательно, демонстративно дали пост спикера Бетти Бутройту, представителю лейбористов, оппозиции. И гордились этим, подчеркивая: вот в этом смысл английского парламентаризма – да, мы отвечаем за правительство, за большинство в парламенте, но процедура священна, она выше всего, поэтому мы отдаем пост спикера оппозиции. У нас, конечно, ничего близкого не происходит. Но, еще раз подчеркну, на мой взгляд, все наши попытки как-то повлиять на ситуацию – будут гласом вопиющего в пустыне, пока с демократической оппозицией партия власти не начнет реально считаться. Это сегодня возможно, нравится кому-то или нет, только на путях общей политической консолидации, преодолевая все возможные разногласия, которые у нас существуют, если, конечно, мы сходимся в главном: демократические принципы и институты незыблемы, они должны все больше наполняться либеральным содержанием, а это, помимо всего прочего, означает, что принцип большинства, который у нас доминирует, и на выборах, и после выборов, он не универсален. Он должен обязательно корректироваться и гарантироваться правами меньшинства и правами отдельной личности. Применительно к парламенту – правами отдельного депутата. Отдельный депутат, даже прошедший от округа, должен иметь достаточное количество прав, чтобы выступить. А ведь мы сегодня не застрахованы от того, что даже у депутатов, таких как мы с Владимиром Александровичем или Сергеем Алексеевичем, просто отберут право законодательной инициативы. Конституционное. Делается это очень легко. Скажем, да, формально ваш законопроект внесен в Думу, распишут, но затем раз за разом он попадает в повестку, его будут из повестки снимать. Большинством. Регламент это позволяет делать.

РЫЖКОВ В.А.

Коммунисты вносили проект Постановления в среду по автогражданке. Депутаты не стали голосовать под предлогом, что он якобы противоречит Конституции. Просто произвольно сняли с голосования.

ПОХМЕЛКИН В.В.

То есть могут даже до голосования не довести, а значит, до обозначения позиций фракций по каким-то жизненно важным вопросам.

Поэтому, поддерживая общий пафос документа, который здесь имеет место, и политическую, и нравственную составляющую того процесса, который сейчас начался, будучи совсем не убежден в его юридической обоснованности и в результативности, я хотел бы сказать в качестве призыва: сегодня демократия в России в опасности, это очевидный факт, делается это ползучим бархатным образом, не откровенно, не очевидно для общества. Отсюда вывод один: все люди, которые заинтересованы в том, чтобы эти демократические институты работали, должны максимально консолидироваться.                                                                      (след.)

(возврат)