Научно-практическая конференция
"Новые законодательные аспекты и проблемы российских выборов"

Выступления участников

6 июня 2006 г.

Часть 2 
(обсуждение проблемы использования пропорциональной избирательной системы на региональном и местном уровне и общая дискуссия)

Кынев Александр Владимирович, эксперт Института гуманитарно-политических исследований

Добрый день, дорогие коллеги, я предлагаю маленькую ремарочку по поводу первой части. Вообще, очень опасно, не стоит, на мой взгляд, делать в такой аудитории, когда мы решения неких принципиальных проблем сводим к частным случаям. Да, это не есть логический аргумент, если где-то был плохой исполнитель, это не означает, что сам данный институт себя не оправдал. Вообще, когда говорят о дальнейшем совершенствовании избирательной системы, мне это напоминает рассуждения о переходе от социализма к развитому социализму. Это примерно из этой же самой оперы, чрезмерно узкий подход к анализу избирательных реформ, и, в частности, переход от мажоритарной к смешанной и полностью пропорциональной системе, учитывающей описанные в научной литературе закономерности, не дают адекватной аналитической картины по той простой причине, что они сформулированы для систем с совершенно иным типом партийного законодательства. В российских условиях все традиционные партийные концепции, имеющие краеугольным камнем исследование того, как на партийную систему влияют особенности избирательной системы, разделение властей, национальные, геофизические особенности, могут применяться с большой осторожностью, так как у всех подобных традиционных концепций в российских условиях есть дополнительный фильтр в виде крайне своеобразного и жесткого законодательства о политических партиях. Введение ограничений для кандидатов по партийным спискам, на предвыборную агитацию, создание препятствий к участию в выборах, открытая фальсификация – эти механизмы в виде ссылок якобы на классические закономерности, очень любят решать сторонники реформ последних лет, приводя в пользу введения пропорциональной системы аргументы, работающие лишь в условиях либерального законодательства о политических партиях. В частности, заявляют, что пропорциональная система способствует появлению многопартийности. Да, это, конечно, так, но при этом важно иметь в виду, что данное правило работает только при разумных законодательных барьерах и только тогда, когда граждане имеют свободную возможность создавать политические партии.

Начиная с 2003 года, когда обязательной стала норма об избрании не менее половины региональных парламентов по партийным спискам, на сегодня уже в 52 регионах прошли эти выборы из 88 оставшихся. Из них в прошлом году 20 регионов провело такие кампании, и 8 кампаний выборов прошло в избирательный единый день 12 марта. Уже принят закон о проведении только по партийным спискам выборов в Заксобрание Санкт-Петербурга, и такой же закон принят уже в Московской области. То есть у нас уже два субъекта отменили целиком одномандатные округа, полностью переходят к пропорциональной системе. 9 октября только по партийным пискам прошли выборы городского совета города Волжский. Введена смешанная система на муниципальных выборах в Томске, Саратове, ряде городов Нижегородской, Тульской, Сахалинской, Волгоградской, Свердловской областей, Красноярского края, сейчас водят в Тверской области. В начале 2006 года уважаемый Центризбирком одобрил и направил в регионы модельный закон о выборах депутатов представительного органа муниципального района.

В этом модельном законе смешанная система от пропорциональной отличается ну очень незначительно: так, если общее количество депутатов представительного органа составляет не более 22, то 19 депутатов нужно избирать по партспискам и трех – по единому многомандатному округу, если от 23 до 25, то независимым можно отдать и пять мандатов. Если же в округе 26 и больше депутатов, тогда можно до 20% депутатов, это максимум, на что авторы законопроекта предлагают расщедриться для самовыдвиженцев и разных прочих товарищей, которые почему-то в партии идти не хотят. И хотя, конечно, выбор конкретного варианта избирательной системы на выборах в органы местного самоуправления остается за самим регионом, сформированные центром настойчивые рекомендации несомненно многими ретивыми законодателями будут восприняты к исполнению, поскольку, как известно, каждый чиновник пытается бежать впереди этого самого паровоза. При таком подходе усиления роли партий при формировании органа власти законодатель обязан был бы в максимальной степени обеспечить возможность для граждан образовывать политические партии. Однако, закон о политических партиях, напротив, создал массу ограничений для политически активных граждан, об этом в частности, подробно говорилось на прошлогодней конференции в этой же гостинице. С одной стороны, избирательный законодатель формирует систему, стимулирующую создание кадровых партий, с другой стороны, законодатель заставляет партии имитировать массовость. Такое ощущение, что авторы закона или не знают, или делают вид, что не знают, что массовые партии, в свое время в 19-м веке создавались с одной целью – заменить прежний капиталистический способ финансирования демократическим. Вместо того, чтобы обращаться к нескольким частным пожертвователям с целью покрыть расходы на избирательную кампанию. Массовые партии изначально стремились к максимальному количеству членов с тем, чтобы на каждого из них приходилась довольно небольшая сумма. Таким образом, численность для массовой партии – это не самоцель, а способ существования. Массовые партии без членских взносов, а именно такое происходит, когда законодательство страны устанавливает жесткие рамки минимальной численности, бессмысленны, и их принудительное существование можно объяснить только интересами правящей группировки, искусственно ограничивающей политическую конкуренцию, пренебрегающей политическими правами меньшинств. Установление для кадровых по сути партии предельных требований численности является абсурдным, так как очевидно заставляет имитировать их массовость, в результате существование партии зависит только от одного – доброжелательного отношения контролирующего органа. И при необходимости можно ликвидировать, сменить руководство любой партии, просто применив к ней закон на полную катушку. Что мы наблюдали на примере Партии пенсионеров, партии “Родина” и других партий. Таким образом, очевидно совершенно, что если эта тенденция к тотальной пропорционализации будет продолжаться, это будет означать только одно, что выборы будут превращаться в референдумы по отобранным чиновниками кандидатам. Все эти новации иезуитски объясняются развитием демократических процедур и укреплением партийной системы. Это напоминает социал-дарвинистские рассуждения о необходимости стерилизации неполноценных людей и пользе концлагерей для улучшения природы человека, так как выживут сильнейшие.

Что происходит там, где выборы по округам остаются? Депутаты являлись главными сторонниками увеличения численности законодательного собрания. Однако интерес депутатов входил в противоречие с интересами исполнительной власти, которой проще работать с малочисленным представительным органом, им, понятное дело, легче управлять и манипулировать. Формально это мотивировалось нежеланием якобы увеличения бюджетных расходов, отсутствием мест в залах заседаний, как это было в Москве. При этом изменение численного состава законодательного собрания невозможно без согласия власти, как мы знаем. В результате неудивительно, что в большинстве регионов не произошло численного увеличения депутатского корпуса, в большинстве регионов эта численность осталась неизменной, либо увеличилась лишь немного, чтобы сделать это число четным. А в Марий Эл и Чувашии даже была сокращена после реформы. Лишь немногие регионы, такие как Астраханская, Новосибирская области, удвоили состав депутатского корпуса, тем самым сохранили прежние избирательные округа. Таким образом, в большинстве регионов, округа увеличились примерно в два раза. Не вызывает сомнений, что слишком большие округа дополнительно отдаляют депутатов от избирателей. В излишне сложно-составных округах, объединяющих разные города и районы, у некоторый территорий заведомо не остается шанса избрать своего депутата, что, несомненно, стимулирует их протестную реакцию. Наиболее вопиющая ситуация сложилась в Москве, где было решено сохранить численность Московской гордумы (35 депутатов) и оставить только 15 округов, которые теперь стали совпадать с округами по выборам депутатов Государственной Думы Российской Федерации. Соответственно, на одного депутата примерно 450 000 избирателей. Помимо ужесточения правил регистрации кандидатов, увеличения избирательных залогов, сам размер избирательного округа становится важнейшим ограничителем на представленных позициях. В огромном округе за счет крайне сжатых сроков избирательной кампании невозможно встретиться с избирателями. Кандидат физически не в состоянии донести информацию о себе, не задействуя печатные, электронные СМИ, без выпуска массовых тиражей, огромного числа агитаторов и так далее. Проще говоря, размер избирательного округа – это основной фактически имущественный ценз – кто имеет право стать депутатом, а кто не станет им никогда, невзирая ни на какие личные таланты, поддержку общественных организаций. Чем больше округ, тем большие стартовые преимущества получают кандидаты, имеющие поддержку власти, так как только власти имеют ничем не ограниченный доступ к населению и делают все, чтобы этого доступа не получил больше никто. Для того, чтобы минимизировать отчуждение между депутатами, избранными по партийным спискам, и жителями конкретных территорий, все чаще в регионах стала использоваться технология разделения партийных списков на региональные группы. Хотя лучше говорить о субрегиональных, поскольку субъект уже регион. В частности, именно по таким спискам прошли выборы в Архангельской области, Москве, Нижнем Новгороде, Адыгее, Республике Алтай, Курской области и в других регионах. Однако, во-первых, несомненно, что связь депутата–списочника с территорией все равно ниже, чем депутата, непосредственно избранного по избирательному округу, во-вторых, региональные группы при слишком большом их количестве не решают проблемы неизбежной непредставленности в областном парламенте многих городов и районов. К примеру, в Санкт-Петербурге, где выборы в Заксобрание пройдут только по партийным спискам с 7%-ным барьером, списки будут разбиты на 50 групп в границах прежних одномандатных округов. Так вот, если взять в Санкт-Петербурге за основу голосования 2003 года, то при такой системе из 50 “округов” около 30 останутся вообще без депутатов. Зато у некоторых будет по два-три депутата сразу.

Одновременно с законодательным закреплением произвола происходит постоянное усиление административного и силового воздействия на партии и кандидатов в ходе выборов. Так, если на выборах конца 2004–2005 годов только в трех регионах (это Ямало-Ненецкий АО, Воронежская и Калужская области) губернаторы лично возглавляли партийные списки, то осенью прошлого года из 12 регионов, где происходили выборы, уже в пяти списки возглавляли губернаторы, а этой весной, 12 марта, уже в пяти из восьми. И только в этих регионах, да и то не во всех, “партия власти” демонстрировала прирост голосов; везде, где была реальная оппозиция и не было губернатора во главе партийных списков, “партия власти” только теряла. Это означает одно – там, где “Единая Россия” добивается успехов, голосуют не за нее, а за того или иного губернатора: Лужкова – в Москве, Филиппенко – в Ханты-Мансийском округе и так далее. Если завтра волею судьбы кто-либо из губернаторов окажется вне “Единой России”? Такое образование с трудом попадает под определение федеральной партии, а не ситуативного союза, разношерстных региональных группировок зачастую с противоположными интересами. Партии, членство которых определяется не идеями, а занимаемыми должностями, конечно, не партии в нормальном смысле этого слова. Помимо массового выдвижения губернаторов во главе партийных списков, фактически повсеместной практикой стал не допуск под различными предлогами на выборы конкурентов “Единой России” в партийных списках, что раньше было скорее исключением, чем правилом. В сезоне 2004–2005 такие громкие скандалы бушевали в Ямало-Ненецком АО, Магаданской, Воронежской, Брянской областях, теперь такие скандалы стали повсеместны. Единственным регионом этой весной, где не был снят ни один список, стала Республика Алтай. А осенью прошлого года опять-таки единственным регионом на этой сцене была Тамбовская область, где, правда, при этом был 7%-ный барьер. Но апофеозом управляемости стали выборы в городе Москве, комментировать не буду, все прекрасно знают, что там было и кто был снят. Не сильно от Москвы отстала Республика Адыгея, где путем выдавливания кандидатов из списков сняли “Родину”, “Патриотов России”, пытались отстранить Российскую объединенную промышленную партию. В Нижегородской области из 13 списков оказалось только 6, в Калининградской области были отстранены сразу два списка фаворитов – это Народная партия, которую в регионе возглавляет очень популярный местный журналист Виктор Трубников, и партия “Родина”. В результате в округах областного центра против всех голосовало как никогда много – более 20% избирателей, в среднем по региону 16,8, в основном за счет сельских районов, где не было нормального контроля за ходом голосования. Все известные оппозиционные депутаты в итоге триумфально избрались в своих округах. На практике, подобные действия направлены на фактическое саморазрушение фундамента власти, так как постепенное выхолащивание партийной системы и механизма выборов лишает их сущностного смысла, превращая в ритуальное мероприятие с заведомо известным результатом. Тем самым ликвидируется линия политической связи большинства населения со всеми его интересами. В перспективе подобная тактика будет иметь самые негативные последствия, так как лишают большинство населения реального политического представительства его интересов. Тем не менее, несмотря на эту печальную картину все большего отчуждения между властью и обществом, возможность изменения ситуации все-таки имеется. Россия остается федерацией, как бы кому-то не хотелось иного, все равно по многим вопросам важнейшие решения остаются в компетенции субъектов Федерации. Когда уже более ста лет все ведущие страны мира живут в условиях всеобщего избирательного права, как с точки зрения права избирать, так с точки зрения права быть избранным, политика фактического возвращения цензорной системы обречена на провал. Гражданское общество способно вырасти только снизу, убежден, что мы хотим возвращения России на путь демократического развития, и начинать это надо именно с борьбы за демократизацию в каждом конкретном регионе, для этого здесь есть все возможности. В частности, именно в регионах решаются такие вопросы, как разумная численность законодательного собрания и, соответственно, размер одномандатных округов, размер залогов, потому что это важнейший вопрос о том, могут или не могут граждане принимать участие в выборах. Все это зависит от того, насколько активно гражданское общество в конкретных аудиториях смогло отстоять свои права, насколько оно смогло повлиять на региональную власть. Именно точечная борьба в каждой области, в каждой республике или автономном округе способна создать тот фундамент, когда из региональной демократии неизбежно вырастет федеральная. Нужно бороться не за абстрактную демократию в целом и не заниматься конкретным пиаром отдельных демократических лидеров, а бороться за конкретные демократические нормы в конкретных регионах.

Сатаров Георгий Александрович, президент фонда “ИНДЕМ”

Спасибо. Я хочу воспользоваться возможностью и немножко обобщить тему своего выступления, тем более организаторы соревнований мне такую возможность предоставили, не согласовав со мной тему моего выступления, предоставив мне определенную свободу.

Я с великим сожалением должен сказать, что многое из того, что я сейчас буду говорить, я говорил почти три года назад, когда тоже была великая конференция, где мы обсуждали все эти свинцовые мерзости жизни. Надо сказать, что за эти три года мы усовершенствовались в заклеймлении режима, и абсолютно справедливом, к чему бы я с удовольствием присоединился; вы знаете, что у меня это неплохо получалось. Но все-таки я хочу новую струю дискуссии здесь запустить и обсуждать не только кто и в чем виноват, но и все-таки, что делать. Напомню, что три года назад нам удалось сбиться на одной конференции в кучку и даже набросать некий план, а что же нам позитивного нужно делать. Как нам сопротивляться этим изменениям, как нам оспаривать в судах, как нам готовиться к выборам. Какое нам нужно законодательство на самом деле и что нам нужно для этого делать. Из этого списка, который мы тогда составили, сделано очень мало на самом деле, позорно мало, и в этом, в первую очередь, наша вина. Ну, конечно, я не отрицаю, что власти всячески мешали, они отвлекали нас то Бесланом, то избиением людей в Благовещенске, то замечательными новыми методами, регулирующими жизнь общественных организаций. Это, конечно же, немножко мешало, но бревно все-таки в собственном глазу, а стало быть: что нужно сделать?

Наш опыт последних лет – это колоссальный позитивный опыт негативного опыта. То есть мы уже можем писать тома и диссертации на тему, как чего не должно быть, например, из того, что есть у нас. Россия всегда была богата негативным опытом, так вот, пора от этого переходить к следующей фазе. Что мы хотим иметь, это может звучать достаточно проблематично, потому что каждый из вас может спросить, – хорошо, допустим, мы напишем правильный закон о выборах, зачем, ведь шансов на его принятие никаких. Отвечаю, – режим не вечен, вообще ничего монотонного в природе не существует, данный режим не вечен еще по той причине, что, здесь уже говорилось, делается все, чтобы сделать ситуацию абсолютно непредсказуемой; и предвидеть, когда и в какую форму это все разовьется – невозможно даже с помощью самых изощренных механизмов. Поэтому мы не должны оказаться в ситуации, в которой оказались российские демократы в конце 91-го года, когда власть на них неожиданно свалилась и они не знали, что с ней делать, как распорядиться и так далее. Это еще один негативный момент, который нужно учитывать.

Мы потеряли три года, так и не создав настоящего комплекса того законодательства, которое мы считаем нужным. Очень важный тезис, я хочу, чтобы вы убедились, никакой институт или общество не существует изолированно, в том числе, институт выборов, он связан тысячей нитей с другими институтами. Когда мы говорим, что мы хотим, чтобы законодательная система была такой-то, а выборы были честными, мы должны думать об этом в комплексе. О законе “О милиции”, о законе “О Прокуратуре”, о массе законов. В процесс выборов, как мы знаем, вовлечена власть целиком. Мы говорим, что общество должно более активно участвовать в наблюдении и так далее. Но это не только проблема выборного законодательства. Напомню, что два года назад мы обсуждали такую важную тему – отсутствуют важные рычаги влияния общества на власть в нашей правовой системе вообще. Я имею в виду право защиты общественного интереса, право защиты интересов неопределенного круга лиц. Сейчас в законодательстве это представлено только в одном случае, это, по-моему, в законе о защите прав потребителей, больше этого нет нигде. Сейчас, кстати, и Борисов начал об этом говорить и в Общественной палате, вводить в нашу систему правозащитные интересы. Понятно, что нынешние власти этого не сделают, но мы должны думать, как это будет введено, где это будет введено и так далее. То есть, это должна быть фундаментальная подготовка, которая не сводится к закону о выборах, к закону о партиях.

Я говорил о федеральном законодательстве, теперь поговорим о региональном. В России есть колоссальный ресурс, который сейчас убит практически полностью, – это разнообразие. Как мы знаем из некоторых учебников, разнообразие – это ресурс развития. Этот ресурс развития сейчас планомерно убивается. Я сторонник того, что унификация регионального избирательного законодательства просто недопустима. Я напомню, что немало лауреатов Нобелевской премии по экономике писали примерно одни и те же слова, что ныне действующие эффективные экономические институты не создавались как результат проекта, они были результатом поиска, основанного на ресурсе разнообразия, свободы поиска, на ресурсе хаоса. И Россия, как раз, с большим числом регионов, с большим разнообразием условий культурных, экономических, исторических и так далее. Она дает чрезвычайно эффективную почву для поиска эффективных форм, и экономических, и политических, и так далее. У нас в Конституции написано, и в этом случае Конституция фантастически злостно нарушена, и опять бессовестно, как обычно, по этому поводу молчат. И теперь всех подгоняют под единую гребенку. Я считаю, что мы должны предоставить полную свободу законотворчества регионам, естественно в рамках тех конституционных гарантий, которые заложены. Закон о гарантии избирательных прав должен быть теми рамками, которые эту свободу ограничивают, а дальше мажоритарную, смешанную, пропорциональную, какую мажоритарную, какую пропорциональную, это должны решить регионы, а дальше общество, в том числе, экспертное сообщество, должны анализировать, что получается, помогать регионам сравнивать себя друг с другом, искать будущие оптимальные формы и т.д. Напомню, что в тех же Соединенных Штатах этот поиск был абсолютно свободен, ну, например, выборы в Сенат, это было абсолютно по-разному в штатах, они потом пришли к единой схеме, но они пришли к этой единой схеме в результате свободного поиска. Этот путь для нас неизбежен, потому что у нас может возникнуть то самое искушение, о котором здесь уже говорили, что в результате этого неизбежного краха режима власти, вероятно, придут к власти демократы, и у них наверняка возникнет искушение закрепить свой приход к власти, в том числе, с помощью избирательного законодательства. Хотя негативный опыт уже был, искушение все равно велико, мы должны найти ответ, как это предотвратить.

И в заключение конкретные предложения. Есть немало организаций – наша, ваша, которые вполне могут заняться этой работой, и я еще раз это предлагаю, как три года назад. Второе, на самом деле, я в этом совершенно уверен, что мы не исчерпали ресурсы сопротивления тем изменениям в избирательном законодательстве, которые сейчас происходят. Мы уже в рабочей группе Гражданского конгресса обсуждали и решили, что в ближайшее время будем делать “круглые столы” по этой проблеме, обобщенно они будут называться “Как нам готовиться к выборам”. Но одновременно мы должны рассматривать те возможности, которые мы не реализовали. Я пока сидел и слушал, у себя в блокнотике несколько идей набросал. Не буду ими сейчас делиться, чтобы продлить удовольствие на этих наших круглых столах. Я считаю, что не утерян шанс, что к выборам 2007 года можно добиться принятия решения Конституционного Суда об отмене запрета о недопущении общественных организаций к наблюдению за выборами. Мы фантастически пассивны, потрясающе активны в интеллектуальном творчестве по обсуждению свинцовых мерзостей жизни, но гораздо пассивнее, когда дело доходит до нормальной планомерной позитивной работы. Она возможна, и этим нам нужно обязательно заняться, к чему я вас всех призываю. Спасибо.

Колюшин Евгений Иванович, член Центральной избирательной комиссии РФ

Спасибо большое, я не собирался выступать, но дискуссия как-то зажгла, я хотел бы тоже некоторыми мыслями поделиться. Избирательное законодательство в России с царских времен является нестабильным. Если посмотреть на выборы в четыре царские Государственные Думы, то каждый раз придумывался новый закон под выборы в каждую Думу. То же самое происходит и сейчас, при этом нормы права имеют свойство бить по их создателям. Сергей Алексеевич Попов честно совершенно сказал, что когда делали новое избирательное право, то, конечно, главная задача стояла – бороться с коммунистическим режимом. Это либералы придумали такие драконовские способы регистрации кандидатов и политических партий, это либералы придумали такие способы проверки подписных листов, которые позволяют и избирательным комиссиям, и судам достаточно произвольно, в зависимости от отношения к кандидату, допускать или не допускать до выборов того или иного кандидата. Это либералы придумали голосование против всех, которого нет в большинстве стран мира, придумано это голосование против всех для того, чтобы оболванить избирателя. Когда в начале 90-х годов явка очень резко упала, то для того, чтобы выборы состоялись, придумали голосование против всех. Это самый настоящий обман избирателей. Избиратель приходил, голосовал, а затем его голос никак не учитывался. После того, как возникли скандалы, когда против всех в ряде округов, в том числе и на выборах в Государственную Думу, было больше чем за наиболее удачливого кандидата, тогда этой графе придали юридическое значение. Но и сейчас эта графа не имеет никакого юридического значения при распределению мандатов по пропорциональной избирательной системе. У нас полно случаев, когда все там на втором месте, но, тем не менее, 3–4 партии получают мандаты в региональном законодательном органе. Хотя за каждую из них в отдельности проголосовало меньше чем против. Почему вопрос раньше так остро не стоял? Московские выборы показали, что отмена графы “против всех” никак не повлияла на явку. Против всех голосуют либо люмпены, бомжи, те, которые разочаровались в политической системе, в США они просто не допускаются до выборов, их просто в списки не включают, там заявительный характер составления списков избирателей.

Нормы права ударяют по своим создателям, и я согласен с критикой ЦИК, я, кстати, один из членов комиссии, который выступил против введения пропорциональной системы на выборах депутатов Госдумы. Мое мнение особое и официально опубликовано. Я – один член ЦИК, который заявил мнение по заключению Центральной избирательной комиссии по вопросам, которые предлагались вынести на референдум инициативной московской группой. Но либералы не поддержали, потому что за референдумом стояла коммунистическая партия, он исходит не из либеральных идей, а из идей народовластия, либеральная демократия предполагает власть элиты, не власть народа.

Поэтому, соглашаясь с критикой законодательства и ЦИК, я должен сказать, что либеральные тенденции побеждают сейчас в избирательном законодательстве, по крайней мере, они побеждают на практике применения избирательного законодательства, когда народ является объектом, а не субъектом манипулирования. Когда получается хороший результат для правых партий, законодательство вроде бы нормально, когда в 2003 году либеральные партии провалились, после этого главная волна критики избирательного закона и пошла.

Уважаемые коллеги, давайте оценивать ситуацию не только с точки зрения той или иной партии, оценивать ситуацию с точки зрения интересов народа. Нужно прийти к выводу, что либеральные тенденции в избирательном законодательстве, к сожалению, побеждают, народу все равно, он безмолвствует, он и дальше будет голосовать ногами. Поэтому просьба достаточно критично отнестись к себе, я тут представляю левую часть политического спектра, проанализировать то законодательство, которое рождалось в значительной мере с либеральным участием.

Давиденко Ирина Вильямовна, директор Института региональных проектов и законодательства

Здравствуйте, у меня тоже доклад по пропорциональной избирательной системе. К сожалению, спорить не с кем, потому что все высказываются против пропорциональной, либо за мажоритарную, либо за смешанную. Я хочу немного в другую плоскость вывести дискуссию. Попытаться осмыслить, что есть пропорциональная система по своей сущности, где там кроются плюсы, где минусы, для кого они плюсы–минусы, в чем может быть резерв развития любой системы избирательной и в чем большие опасности, в том числе, пропорциональной системы.

Я избрала узкий спектр этой темы, рассмотрение пропорциональной системы с точки зрения идентичности. Идентичность – это ответ на вопрос: кто мы, кто я. Идентичность более высокого уровня – это ответ на вопрос: зачем мы, зачем я. Я предлагаю абстрагироваться от политических убеждений, правого, левого, центристского, голубого, зеленого, розового спектра. Попробовать на абстрактных понятиях понять, где опасности, где достоинства и возможности. Если у нас есть общественная система, неважно какая, и мы хотим какими-то действиями, разумными, неразумными, конкурентными, авторитарными перевести систему из одного состояния в другое состояние, мы должны каким-то образом описать это состояние, допустим, как в школе, – начальная точка А, конечная точка Б, и мы ищем какие-то пути перехода из состояния А в состояние Б.

Что в этом смысле есть пропорциональная система выборов, как таковая? Конкуренция текущего миропонимания, мироощущения, т.е. текущие точки нашего состояния – это конкуренция целей, т.е. то, к чему мы хотим прийти в точке Б, это конкуренция путей достижения целей, каких-то ограничений, возможностей при переходе из точки А в точку Б. Конкуренция потоков информации, в том числе на уровне смысла, на уровне каких-то общественных рефлексий. И конкуренция личности, поскольку она присутствует как в пропорциональной, так и в мажоритарной системе. Я сейчас предлагаю от нее немного абстрагироваться и поговорить о такой системной задачке управления, как из точки А попасть в току Б, используя пропорциональную систему выборов.

Если два слова о текущем состоянии России, что мы имеем сейчас, в точке А, то опросы общественного мнения, в частности, есть табличка опросов Ома, опроса прошлогоднего, но опросы такого типа, опросы идентичности, у них очень медленная скорость изменения. Поэтому, если речь идет о 2005 годе, то можно сказать, что это очень свежий опрос. Из 100% всего российского населения, считают, что партии не нужны – 12%, считают, что нужна одна партия 20%, считают, что нужны две партии 18%, три и более – 30%, 20% затруднились ответить. То есть, в чистом виде за многопартийную систему выступает всего 30%, это даже не половина общества.

Теперь задачка о пропорциональной системе. У на есть точка А, но если у нас в обществе нет договоренности о том, что есть точка А, мы получим некий набор мифов, легенд о том, что есть текущее состояние, причем они будут различаться вплоть до самых противоположных. Перед конференцией, просматривая опросы, я обнаружила очень красивый опрос ВЦИОМа, где спрашивали – много демократии в обществе или мало и почему. Одни говорят, – много слишком, из-за этого бардак, коррупция, анархия и т.д., другие – слишком мало, из-за этого бардак, коррупция, анархия и т.д. Поэтому, пока мы не договоримся, какая у нас в обществе начальная точка, пока мы не сведем две разные точки А и А* в одну точку, мы никуда не придем, потому что это будут разнонаправленные движения разных частей общества, которые в конце концов температуру общества поднимут – просто по принципу термодинамики. Вся энергия уйдет на нагревание системы, а не на достижение результата. Даже, если предположить невозможное, что мы договорились о путях достижения, договорились, в какую точку мы идем, при этом все позитивные, конструктивные, по всем остальным пунктам, кроме начальной точки, договариваемся. Таким образом, сама по себе конкуренция текущего мироощущения, что предполагает, в том числе, многопартийную избирательную систему и пропорциональную систему, как единственно возможную, она упирается в большие общественные минусы. А именно, из разных состояний текущего момента невозможно достигнуть даже договоренной цели, если групповое противостояние между разными начальными точками перерастет во взаимный образ врага. Например, два текущих мифа: кровавая, проклятая гэбня мешает стране развиваться в сторону демократии и совершенно дополнительный, четко симметричный миф, проклятая пятая колонна, агенты влияния Запада, из-за которых страна черт знает куда катится. Пока эти люди ни о чем не договорятся, хотя бы не придут приблизительно в один контекст, эти две группы общества не смогут достичь чего бы то ни было вообще, потому что из двух этих разных контекстов цели не достигаются.

Фактически получаются два общества. Я это очень хорошо чувствую на уровне своего города, я живу в маленьком подмосковном городе, который состоит фактически из двух цивилизаций. Одна цивилизация имени всемирно известного института, половина города так или иначе связана с высокой наукой, половина города – заводчане, причем очень высокого уровня, но они заводчане, они делают ракеты, это очень полезная, нужная обществу вещь. Это фактически два города в одном, это отражается на политике города, там уже 15 лет договориться никто не может. Там более и менее равное представительство групп в органах власти, но город постоянно в войне, город воюет сам с собой, практически не развивается. Итак, мы говорим о конкуренции на начальной точке.

В чем все-таки можно искать ресурс, в чем все-таки можно искать возможности, эти скрытые возможности, если общество договорилось двигаться по пути из точки А в точку Б и о двух точках договорилась, то реальная конкуренция может оставаться в способах и путях достижения целей. Это конкуренция, в которой реально можно искать позитив, то есть, условно говоря, из Владивостока можно доставить в Москву какой-то груз, мы можем воспользоваться железной дорогой, авиа–доставкой. То есть фактически речь идет о пути при договоренности о том, куда мы движемся. Тогда эта конкуренция может быть позитивной, потому что она реально может содержать издержки, не нагревая при этом очень высоко общественную температуру и не упуская эту энергию общественных движений и общественных связей, не выпуская ее просто в нагревание общества.

Вторая позитивная составляющая конкуренции на уровне пропорциональной системы – это конкуренция потоков информации. Если у вас монополизация происходит внутри какого-то одного мифо–потока информации, то, в конце концов, мы окажемся в королевстве кривых зеркал. Конечно, здесь есть оборотная сторона, когда слишком много информации – это тоже плохо, но в данном случае информационно открытые сообщества и открытые информационные системы более и менее нормально поддерживают свой баланс. В этом смысле, тоже есть позитив в именно таком конкретном подходе.

Конкуренция личности, конечно, присутствует и в мажоритарной системе, в этом смысле это некий федеральный лифт для наиболее ярких, одиозных личностей, хотя мне кажется, сейчас он не сильно у нас работает, разве что только Н. Белых, который сейчас в СПС, в демократическом лагере, из региона прорвался. Так у нас, похоже, конкуренции личности, какой-то лифт федерального значения, для того, чтобы люди там вырывались как-то там из регионов, сел, поселков, как-то вырывались в сторону центра, такого у нас не наблюдается. То есть, у нас этот механизм как-то иначе работает, либо он блокируется патентованными лидерами. По крайней мере, это не та смысловая нагрузка, которая увеличивает издержки пропорциональной системы.

Теперь, какие текущие особенности нынешнего момента мешают введению пропорциональной системы, как конструктивной, как позитивной системы. Когда мы восхищаемся тем, как это происходит в некоторых странах западной цивилизации, мы при этом забываем, что там есть изначально какие-то общие договоренности о текущем состоянии, есть изначально общее у всей страны представление о том, какая в идеале должна быть страна, и конкуренция, в общем-то, происходит по мелочам. И на уровне каких-то мелких поправок – к общему пути, к общему вектору цели. У нас же сейчас большая проблема именно с тем, что за последние 100 лет у нас три раза менялся госпроект, у нас большой дефицит, у государства нет идентичности, ведь, фактически, все, что в позитиве, склеивают всю страну два таких важных события – это победа в Великой Отечественной войне – это некий такой уже культурный миф, и полет человека в космос. Все остальные события как-то мало значимы по сравнению с этими событиями. Этот культурный миф, цепочка поколений порвалась, у нас сейчас большой дефицит нынешнего позитивного российского культурного мифа, российской позитивной идентичности, и в этой ситуации пропорциональная система усиливает эту проблему. Она помешает сформировать на уровне общественной дискуссии, на уровне общественного дискурса какой-то позитивный общий миф, потому что мы в итоге этот общий миф рискуем разбить на кучу маленьких частных мифов, из-за этого связность общества может вообще потеряться. У нас дефицит региональной идентичности, особенно это хорошо чувствуется в таких депрессивных регионах, которые забыли кто они такие. В частности, Московская область – очень показательный пример, с одной стороны – это репрезентация всей России, с другой стороны – это область, которая не имеет своей региональной идентичности. Это не Москва, но уже не вся Россия. И поиск собственного культурного мифа, который в последние 15 лет пытался происходить, разбил все Подмосковье на кучку маленьких, совершенно не связанных друг с другом идентичностей, отдельных маленьких городов и поселков. И если нет серьезной государственной, “цементирующей” идентичности и будет происходить постоянная конкуренция, то в итоге Подмосковьем станет вся Россия, потому что разобьется на кучу маленьких легенд, маленьких местных мифов, не имея такой объединяющей силы страна целостность свою мифологическую потеряет. А мифологическая, культурная целостность – это огромный ресурс, ну по крайней мере, на два-три-четыре поколения вперед.

У нас есть при этом одна позитивная вещь, на уровне социальной структуры, социальной ткани, которая очень редко рефлексируется, очень редко осознается, но проявляется в бездне ситуаций. У нас структура российского общества и социальная ткань отличается от западной социальной ткани, западной цивилизации и социальной ткани южной цивилизации. Если в западной социальной ткани ячейкой общества является индивид или максимум семья, это общество максимальной индивидуализации, отчуждения человека от человека. В южной цивилизации единицей общества является такая большая человеческая безличная масса, как “человейник”, как муравейник, по аналогии. Российская социальная ткань имеет уникальную структуру, которой нигде больше нет, кроме как в России и в некоторых странах постсоветского пространства. Это доменная структура общества, где элементарная ячейка состоит из 10–100 человек, в среднем, человек 20–30, которые связаны между собой неформально, на уровне знакомств, на уровне дружбы, на уровне школьных, институтских знакомств. Эта социальная структура очень устойчива, не формализована, и потрясения общества, которые случаются, переживаются внутри именно этой структуры. Это наш российский аналог гражданского общества. Это доменная структура, в физике фактически ее аналог – это электромагнитная структура в намагниченных металлах. Эта структура уникальна, и если ставить вопрос, как наиболее четко репрезентировать наше общество в системе законодательной власти, то вопрос нужно ставить именно таким образом: как нашу особую уникальную социальную ткань, которая проявляется только в моменты кризисов. И она явно рефлексирует всегда в моменты кризисов. Как эту социальную ткань вплести в общую систему власти, чтобы не рушить то, что у нас есть позитивного.

И что у нас уходит корнями, так это отсутствие позитивного мифа о представительстве групп интересов, а все-таки пропорциональная система – это представительство неких групп интересов. У нас нет культурного мифа представительства групп интересов. У нас были сословные интересы, но это не группы интересов, это некие слои общества, каждый из которых был равно необходим. У нас была форма демократии не конкурентная (я сейчас говорю про царские времена, даже, может быть, про строй Киевской Руси), у нас были формы демократии консенсусные, и мифа, социально-позитивного мифа, какой-то истории, именно российской, представительства разных групп интересов у нас фактически нет. У нас не работают в этом смысле многие институты, которые работают в цивилизации; есть такой миф, поэтому – это не хорошо, не плохо, мы просто другие. Надо понимать, в чем позитив, в чем негатив, в чем особенности, опасности, в чем возможности. Это, в конце концов, тоже наша возможность.

Если рассматривать свое общество не с позиций идолопоклонничества перед каким-то другим обществом, а с позиций – а что у нас есть своего хорошего и в чем мы можем черпать силу из этого своего хорошего, то, я думаю, это и есть ответ на вопрос, который прозвучал докладом ранее. А что еще мы можем сделать позитивного для того, чтобы общество куда-то двигалось вперед, и мы, в конце концов, уходили от этой войны друг с другом. Спасибо.

Алексеева Людмила Михайловна, председатель Московской Хельсинкской группы

Как можно догадаться, меня больше всего волнует внесение в этот закон поправки о том, что общественные организации не имеют право контроля за выборами. Меня это волнует не только как председателя правозащитной организации, которая с 1999 года постоянно и на федеральном, и на региональном уровнях осуществляла с помощью своих партнеров контроль за выборами во всех регионах. Но, и как гражданина.

Я согласна, что в этом законе ничего разумного уже не осталось, потому что, совершенно верно, по такому закону результаты выборов предопределены; хоть вы голосуйте против, хоть вы не приходите, вообще, как хотите танцуйте, все равно. Но даже в этом законе есть самая ужасная поправка, потому что она самая циничная. Что значит – сказать, общественные организации, то есть не рядовые граждане, не те, которые в партии состоят, у нас все-таки большинство не состоят в партиях. Так вот, рядовые избиратели не имеют права наблюдать за выборами. Что, значит – сидите смирно и не мешайте нам эти выборы фальсифицировать? Больше ничего за этим нельзя усмотреть, это однозначно. Это просто очень циничная поправка.

Чем это грозит? Если вы сейчас обратитесь (мы все это знаем на уровне не собственной продвинутой и волнующейся по поводу политической ситуации в стране публики, но вот на уровне соседей или разговоров в поезде и т.д.), какой главный ответ по поводу выборов: “пойдете голосовать, не пойдете голосовать?”. – “А какая разница, от нас ничего не зависит, все равно они сделают так, как они хотят”. Я уверена, что у каждого из вас были разговоры с рядовыми гражданами, и вы слыхали именно такой ответ. Так вот теперь, когда общественные организации устранены от контроля за выборами, не только рядовым гражданам, которые не вникают в пункты закона о выборах, а и гражданам, которые в “Единой России” состоят и хотят верить властям, им тоже очевидно, что эти результаты выборов собираются бессовестно подгонять, так как надо властям. Это совершенно очевидно. То есть, эта поправка – одна, даже если все в порядке другое, лишает выборы полностью легитимности в глазах и продвинутой части общества, и рядовых граждан. И поэтому, я надеюсь, что власти сами сообразят, что невозможно своими руками наносить удары своей легитимности в глазах граждан, и что они, все-таки, отменят эту поправку в законе. Ну вот, может быть я и старая дура, но мне до сих пор кажется, что они сами поймут, что это просто наповал убивающая легитимность властей поправка.

И потом, я еще хотела возразить по поводу того, в чем роль общественных организаций в выборах. Тут прозвучала такая реплика, что главное для общественных организаций – это просвещение избирателей, как и зачем они голосуют. Совершенно верно, это функция общественных организаций, и мы, конечно же, будем ее выполнять, но все-таки не это главное. Главное – в таком самом народном способе контроля за властью и выборами; главное, что нужно делать общественной организации, – это обеспечивать, чтобы выборы проходили честно, чтобы то, что прописано у нас в Конституции, что субъект власти – это народ. Чтобы это было написано не только в Конституции, но и немножечко происходило в жизни. И вот этой поправкой эта возможность наша уничтожается. Мне говорили: подумаешь, почему Московская Хельсинкская группа не сможет участвовать в контроле выборов в 2007, 2008 году, как она до сих пор участвовала, вы же можете договориться с любой партией и выходить, как ее представители. Простите, пожалуйста, мы, в отличие от властей, действуем честно. Мы общественные, независимые наблюдатели, и мы хотим только в таком качестве участвовать в контроле за выборами, а не делая вид, что мы представители какой-то партии. Я еще раз надеюсь, что и это собрание, я согласна с Георгием Александровичем, что мы не все сделали для того, чтобы эти ужасные препоны, наложенные этой поправкой, чтобы их изменить. Самое первое и самое неотложное, чего надо добиваться – это отмены этой поправки – запрета общественным наблюдателям наблюдать за выборами.

Каюнов Олег Николаевич, член ЦИК РФ с правом совещательного голоса 1999-2003

Я сейчас хочу коротко коснуться, по крайней мере, одного момента, о котором упоминал Виктор Леонидович. Здесь была сделана попытка очередной миф выдвинуть, коль скоро господин Колюшин сразу сказал, что он коммунист, а коммунистам свойственно жить в мифологическом пространстве, это известно, и принимать ответственность на себя. Так вот, это не есть вырожденное из головы, это есть экстраполяция способов так называемого голосования во времена СССР. То есть, когда было приято, что нужно делать бюллетень, где люди голосуют “за”, потому что если есть бюллетень, где есть пять кандидатов, нельзя заставлять людей вычеркивать четырех, чтобы оставить одного, то есть люди должны голосовать “за”. Но раньше, во времена СССР, люди имели возможность голосовать именно против, причем заведомо против всех, потому что в бюллетене был только один кандидат. Так вот, эта возможность была просто оставлена в бюллетене, чтобы люди, как и раньше, имели возможность проголосовать против всех, и не было никакой выдумки из головы.

Еще одна короткая реплика по поводу последнего выступления, насчет того, что нужна мифологическая целостность. Прошу прощения, наиболее развитая страна, да извинят меня за ее название – США, она заведомо не имеет мифологической целостности. Потому что я сильно сомневаюсь, что даже автор предыдущего доклада станет утверждать, что у мормонов, у жителей южных штатов с остатками корпоративных наклонностей и у янки, что у них есть мифологическая целостность. Это явный будет миф, если это утверждать.

продолжение