Научно-практическая конференция
"Новые законодательные аспекты и проблемы российских выборов"

Выступления участников

6 июня 2006 г.

Часть 4
(Использование технических средств голосования: проблемы и перспективы)

Бузин Андрей Юрьевич, член Московской городской избирательной комиссии с правом совещательного голоса

Хочу рассказать об особенностях технического контроля на выборах, но начну я несколько с другого. К сожалению, некие персоны покинули заседание, а им должно быть хорошо известен тот эффект “дежа вю”, который они наверно ощущают, находясь в государственных органах. Мне это чувство хорошо знакомо, я являюсь членом Московской городской избирательной комиссии. Находясь на заседаниях Московской городской комиссии, у меня полный эффект “дежа вю” возникает, потому что там говорится совершенно о другом. Правда, там в последнее время занимаются награждением за успехи, достигнутые у нас в организации выборов. Ну, занимается она и другими вопросами, казалось бы конструктивными, и тот диссонанс, который я чувствую между тем, что говорится, допустим, на этом собрании, между тем, что говорится в кулуарах, и тем, что говорится в государственных органах. Та благостность, которую мы там видим, – очень впечатляет, все время мне хочется взять Валентина Палыча и сказать, – Валентин Палыч, а пойдемте на улицу, пойдемте спросим первого попавшегося, первого встречного спросим, а как он относится к выборам, что он может сказать по поводу честности того, как они проходят, давайте поставим простой эксперимент. Я говорю о многих избирательных комиссиях, они так далеки от реальности.

Конкретные цифры, свеженькие социологические исследования, которые изучали степень доверия, за сентябрь 2005 года исследования. В Европе это достигает 62%, в скандинавских странах достигает 82%, по Северной Америке 55%, в Африке – 34%, а вот по странам СНГ – 25%, каждый четвертый избиратель верит в выборы. Есть данные из наших источников, из не самого оппозиционного социологического фонда “Общественное мнение”, это опрос 24–25 декабря 2005 года. Например, на вопрос: нужны или не нужны выборы, 61% отвечает, что нужны, 21% отвечает, что не нужны, 16% не определились. Кстати, вот на вопрос нужны – не нужны всегда будут отвечать, что нужны, потому что понятие выборы – это понятие, которое по-разному воспринимается в нашей стране и в западных странах. У нас всегда были выборы. В Советском Союзе, за исключением периода Великой Отечественной войны всегда были выборы. Первые советские выборы прошли в ноябре 1917 года. Если посмотреть на вопрос, насколько выборы влияют на жизнь таких людей, как мы, оказывается, что положительно отвечает максимум 27%, правда, это относится к мелким городам и селам. А дальше все по снижающейся, все меньше и меньше, например, законодательное собрание регионов, только 5% считают, что они влияют на их личную жизнь.

Я думаю, что основная причина деградации российских выборов комплексная. И, в первую очередь, это отсутствие разделения и баланса властей, превращение государства в подавляющую политическую силу. В общем-то – это ситуация советского строя, я хотел бы просто акцентировать внимание, что само по себе государство, сама по себе администрация, как исполнительная власть, она является политической силой, которая совершенно определенно имеет ярко выраженный интерес к выборам. Все это, в частности, отразилось на системе избирательных комиссий; у нас по закону есть 6 уровней избирательных комиссий, но фактически, мы имеем 2 вида избирательных комиссий – это два высших уровня, Центральная избирательная комиссия и избирательная комиссия субъекта Федерации, это действительно политические органы, которые встроены в систему администрации, большую, сплоченную корпорацию, которая охватывает все – и избирательные комиссии, и законодательную власть теперь, и суды, и прокуратуру. Это одна большая корпорация, никакого здесь разделения нет.

Если говорить об остальных 4 типах: территориальные комиссии, избирательные комиссии муниципальных образований, окружные избирательные комиссии и участковые избирательные комиссии, то эти комиссии хорошо управляемы. Когда у нас в законе написано, что выборы организуют и проводят избирательные комиссии, это не так. Я еще раз акцентирую, что это принцип нашей избирательной системы, записанный в 3-й статье федерального закона об основных гарантиях. Нет, это не так, на этом уровне выборы проводят и организуют органы исполнительной власти. В разных регионах это по-разному, в Москве это очень хорошо видно, можно приводить массу примеров. Выборы проводят органы исполнительной власти, а поскольку они являются политически заинтересованными, они сами являются участниками политического процесса, отсюда соответствующие результаты.

Как достигается этот результат? Можно вспомнить, как ЦИК образуется: 5 человек – Президент, 5 человек – Совет Федерации, который назначается губернаторами, которые назначаются Президентом, и 5 человек – Государственная Дума, которая находится, никто не будет спорить, под большим влиянием Президента. Комиссия субъекта Федерации, опять наполовину назначаемая высшим государственным лицом субъекта Федерации. Участковая избирательная комиссия: мне удалось проанализировать на последних выборах, дополнительные выборы в Государственную Думу по 196-му округу. Здесь состав избирательных комиссий, 181 штука там была организована, как они замечательно были организованы! Избирательные комиссии участковые организуются из одного предприятия, вот цифры: те комиссии, в которых все члены комиссий – от 11 до 15 человек – сотрудники одного предприятия – 30% составили, где более половины членов – сотрудники одного предприятия – 97%. Спрашивается: а что по закону, на этих предприятиях, что, есть представители всех партий? Когда начинаем анализировать, оказывается, что все комиссии сформированы просто по одному шаблону. Заворготдела районной управы, соответственно, может быть кто-то ответственный в префектуре. Лежит некий набор бланков от партии “Единая Россия”, от ЛДПР, в данном случае это реальный пример по 196-му округу, от молодежной организации “Молодежное Единство” и еще 11 организаций общественных так называемых. У нас очень много общественных организаций, созданных известными обществами. Все совершенно одинаково, эти бланки перед заворготделом или его подчиненным, туда вписывают фамилии. Исключений нет, я специально спрашивал у председателей территориальных комиссий, которые образуют эти комиссии, а были ли какие-то другие предложения, но они почему-то не вошли. А уж председатель окружной избирательной комиссии, господин Гришковец, на мой вопрос, почесав затылок, сказал: а вот этого я не знаю, этим занимались в префектуре. Откровенно, вообще говоря, признался.

Далее идет вопрос: как они работают. Следующий слайд показывает анализ того, что мы проделали на московских выборах в 2005 году. На последних московских выборах. Как работают участковые комиссии после того, как они таким образом сформированы. Они ждут как там подскажут в территориальной комиссии, 20–16% протоколов по партийным спискам исправляются в территориальных комиссиях, исправляются не потому, что там были какие-то умышленные искажения, а просто работать не умеют. Исправляют 20%, потому что очень плохо понимают в наших участковых комиссиях (а чего им понимать, если они так образуются), что и как надо писать в протоколах. Следующий слайд показывает, что 38,2 процента не смогли сообразить, что когда у вас выборы проводятся по двум бюллетеням, существуют некоторые законы природы, которые должны эти два бюллетеня каким-то образом соотносить друг с другом. Не понимают, и это качество наших избирательных комиссий, такая приблизительно ситуация по всей стране.

На следующем слайде показаны результаты выборочного судебного оспаривания тех наиболее выдающихся результатов, которые бросаются в глаза. Когда мы получаем от наблюдателя копию протокола и спрашиваем, почему в копии не те совершенно цифры, что в официальных данных, и приходим в суд. Дальше происходит ровно то, о чем нам 10 лет говорит Леонид Кириченко, на которого мы все смотрим и удивляемся. Леонид Кириченко говорит, что правильным является тот протокол, который представила избирательная комиссия, тот, который является официальным, это по определению. Так что, если в одной бумаге написано, что 343 голоса “Единая Россия” имеет, а в официальных данных написано 543, перед судьей лежат две бумаги, и у нее не возникает сомнений, что что-то надо проверить. Эта ситуация единой корпорации сейчас по всей стране.

Очень кратко по поводу оценки эффективности наблюдений. Хочу сказать две вещи и особенно для общественных организаций, здесь очень много было сказано по поводу этого. Людмила Михайловна Алексеева выразилась следующим образом: с ее точки зрения, отказ от возможности наблюдения общественными организациями – это наиболее серьезная и опасная новелла этого изменения, которое произошло в 2005 году. То, что циничная, могу согласиться. То, что серьезная, не очень могу согласиться, по той причине, что наблюдение эффективно, когда оно: а) очень профессионально, б) достаточно мотивировано. Даже если мы будем говорить, что общественные организации могут это делать профессионально, то они, по-видимому, не смогут это сделать достаточно мотивировано. Всегда наиболее мотивированными являются непосредственные участники выборов. Поэтому мне представляется, что в этом отношении при нынешнем законодательстве надо все-таки идти через те политические организации, которые существуют, в частности, например, хотя бы в некоторых регионах, и эту возможность надо использовать.

И второе, это фактически, сейчас способы воздействия на итоги голосования, на волеизъявление избирателей, на смещение вот этого вектора. Влияние на этот сектор не в день голосования происходит, все больше и больше, особенно на уровне федерального и регионального уровня. Влияние уходит от банальных фальсификаций к манипуляции общественным мнением, здесь разработаны очень хорошие административные избирательные технологии. Я бы положил всего 1–2% на влияние фальсификаций в день голосования, еще 18% на другие влияния.

И последнее, это по поводу электронного голосования и внедрения новых технологий электронного голосования, здесь, мне кажется, не надо преувеличивать эту опасность, ситуация такова: у нас электронное голосование не будет очень сильно использовано, закон запрещает, например, более 1% участков оснащать электронными средствами голосования. Мы сейчас переходим от так называемых КОИБов, которых 2500 в нашей стране сделаны и больше делаться не будет, к новым средствам этого самого тактильного голосования прямо на экране компьютера. До сих пор, с моей точки зрения, практически никаких фальсификаций с помощью этих средств электронного голосования. Например, на московских выборах, где 22% было оснащено средствами электронного голосования, они наоборот, считают более точно. Разбросы голосования минимальны, техника считает более точно.

Опасность представляет то, что наши законодатели и правоприменители никак не хотят вводить нормы, которые адекватны ведению этого электронного голосования. Здесь Елена Павловна Дубровина рассказывала, что, оказывается, ЦИК инициировал контрольно-ручной пересчет голосов. ЦИК инициировал после того, как 10 раз этот самый ЦИК был на это стимулирован. До этого он сопротивлялся, не хотел делать контрольный пересчет. То же самое к этим новым средствам относится. Предложения по возможности какого-либо контроля электронного голосования игнорируются. Понятное дело, там не видно, как суммируются голоса, они есть, но опускаются. Это свидетельствует если не о том, что умышленно такая тенденция существует, то, по крайней мере, о том, что не понимают те органы, которые занимаются нашими законами и правоприменением, важности общественного контроля.

Каюнов Олег Николаевич, член ЦИК РФ с правом совещательного голоса 1999-2003

Ситуация такова: действительно, пока что не выявлено, что эти технические средства голосования, КОИБы, чтобы они использовались для фальсификации. Но надо себе отдавать отчет в таких вещах. Во-первых, это мейнстрим, обязательно будут настаивать, чтобы переходить на это техническое средство голосования. Не только потому, что мы живем в научно-техническую эпоху и т.д., а потому что ручной труд дорог, а члены комиссий, как уже говорилось, они и считать толком не умеют. Переход неизбежен, а это вещь очень опасная, природа этой опасности лежит достаточно глубоко, а именно то, что они, безусловно, будут компьютеризированы, все компьютеры ведь конструируются так, чтобы данные в них могли меняться, не протирая дыр в компьютере, не оставляя следов. Поэтому, если на протоколе, бюллетене можно провести судебно-техническую экспертизу документа и установить факт подчистки, на компьютере этого не сделаешь. Разумеется, технически можно сделать так, записывать в том же КОИБе все результаты голосования на однократно записываемый диск в многосесионном режиме, тогда возникнут проблемы с тайной голосования, потому что можно узнать, кто в какой момент пришел.

Вот эта дилемма носит достаточно фундаментальный характер. Причина ее лежит еще в большой гибкости и настраиваемости. Буду держать в уме самую простую модель фальсификации, применяемую и без всяких компьютеров, – это переброс голосов. Часть голосов, поданных за кандидата А, перебрасываются кандидату Б, при этом никакие контрольные соотношения не нарушаются.

Я утверждаю, что обстоятельство гибкости и перенастраиваемости компьютерной системы не только представляет опасность, но при надлежащем использовании она может представить большие возможности по защите выборов от фальсификаций. Каким образом это можно сделать? Я не согласен с предложением Бузина в печатных материалах, что надо выдавать квиток, где указаны результаты голосования. Это, к сожалению, абсолютно недопустимо, потому что потом могут потребовать, чтобы взяли квиток, а потом его предъявили. Это вещь предсказуемая с очевидными последствиями. Открывается дверца для нарушения тайны голосования.

Безусловно, надо настаивать, чтобы голосование не было тактильным, чтобы были бюллетени, чтобы был некий юридически значимый документ, который можно пересчитать. Достаточно опытный программист может изменить программу, даже если у него нет исходных кодов, он может это сделать прямо в кодах самой машины. Программист сделает так, что следов по окончанию голосования не останется. Это не представляет особой трудности, особенно если представить, какие деньги в это будут вложены.

Что можно сделать? Первое – настаивать на наличии бюллетеней, никаких тактильных экранов. Второе – да, квиток должен выдаваться. Теперь посмотрим, что в этом квитке может быть. Несомненно, номер участка, номер КОИБа, порядковый номер голосующего и время. Это само по себе дает определенную информацию, определенную защиту. Если весь участок автоматизирован, по сумме квитков, выданных до 19.58, получается 1100 проголосовавших на участке, а в итоговом протоколе их окажется 2000, то возникает вопрос о проверке. Поскольку можно сделать, чтобы итог был электронно подписан. Это тот минимум, который в итог может и должен быть включен.

Что еще можно сделать? Компьютер есть вещь гибкая и настраиваемая. Туда можно в зашифрованном виде поместить суммарный итог голосования по данному КОИБу и результат голосования самого этого человека. При этом шифрование, извините за технические подробности, должно производиться с помощью такой системы, где есть ключ, который зашифровывает, но не может расшифровать. Второе, ключ, который расшифровывает, должен быть составным, и его части должны храниться в разных местах. В избирательных комиссиях, в Верховном Суде и т.д. Три-четыре части, ключ можно будет собрать, когда эти разные организации его соберут. В результате, последние голосующие будут иметь в качестве документа, заверенного электронным образом, этот самый протокол участковой комиссии. По существу все последние голосующие, проголосовавшие после 19.58, будут иметь заверенные протоколы. Тут не будет таких проблем, что не поставили печать, что подпись не та. Его уже можно предъявить в суде. Возникли сомнения, вы требуете, чтобы вам дали ключ к расшифровке, чтобы расшифровали и сверили. Естественно, в конце дня будет определенная толчея, но это проблемы организационные. Не так уж много у нас партий, и даже кандидатов, чтобы эту толчею создавать. Все эти вещи технически вполне реализуемы, никаких технических сложностей в них нет. Причем зашифрованную часть необязательно нужно будет печатать в виде цифр, там может быть просто полоска квадратиков, черных и белых квадратиков, очень маленьких, никакого перерасхода бумаги не будет.

Опять-таки, возникает вопрос, как добиться внесения подобных вещей в закон? Мне кажется, что здесь есть определенный шанс и состоит вот в чем: у нас очень любят показывать, что мы очень прогрессивные и даже всех учить, как проводить выборы. Надо подготовить проект закона, которого, насколько я знаю, нигде в мире нет. Об обеспечении безопасности при использовании технических средств на выборах. Сначала, поскольку он такой прогрессивный, провести общественное обсуждение с привлечением иностранных специалистов. После этого он может быть внесен через Рыжкова, если он еще будет депутатом; отбить этот закон будет довольно трудно, опять-таки из соображений престижности. Я понимаю, что сопротивление будет, но здесь есть шансы пробить эту стену, мне кажется.

Корнилова Анастасия Эдуардовна, аналитик Института региональных проектов и законодательства

Добрый день всем. Тема моего доклада “Электронное голосование как предмет голосования в избирательном процессе”. Проанализировав все подходы, которые звучат у нас в стране по теме электронного голосования, я увидела несколько подходов, собственно: адекватность с точки зрения надежности и защищенности оборудования, о чем мы только что говорили, проблема внедрения – технический и человеческий фактор, честность–нечестность голосования, использование электронного голосования как административного ресурса и т.д. Я бы хотела рассмотреть эту проблему с другой стороны, а именно рассмотреть проблему электронного голосования, как предмет манипуляции по отношению к участникам избирательного процесса. Манипуляции как с точки зрения партии, так с точки зрения властей.

Главная проблема, которая здесь стоит, – это проблема доверия к самой этой системе. Сама система рассматривается в основном как плохая, основные аргументы в том, что она сама по себе нечестная и создает больше предпосылок для манипуляций с голосами. Но другая система, которая существовала до этого, не менее уязвима с точки зрения человека, который заведомо недоволен любым результатом выборов. Основная мысль в том, что любое отношение к системе закладывается установками человека, то есть, мы можем доверять или не доверять, и это не имеет никакого отношения к самой сути этой системы.

Существует разница походов в России и на Западе в том, как мы рассматриваем эту систему. Если на Западе электронное голосование рассматривается в основном как облегчение процесса голосования, то у нас в стране электронное голосование – это повышение доверия избирателя к самому выборному процессу. Речь идет о том, что электроника беспристрастна и, в отличие от людей, несет в себе меньше проблем. Но почему она не принимается и вызывает так много нового? С одной стороны, здесь страх, неприятие нового, с другой стороны, мы здесь наблюдаем классический синдром жертвы, который был характерен также для выборов с бумажным голосованием. Есть часть политических сил, для которых вопрос не в том, плохая или хорошая система, само неприятие системы становится самим смыслом борьбы.

Чтобы это проиллюстрировать, мы в 2005 году делали исследование в Казахстане, соответственно, там в первый раз было электронное голосование, по системе Сайлау. Интересны две последние цифры: является ли угрозой для тайны голосования электронное голосование, и повлияет ли на выбор граждан голосование с помощью этой системы. И в том, и в другом случаях более 20% людей ответили утвердительно. Главный смысл этой таблички в том, что люди не чувствуют доверия к этой системе, соответственно – страх. Мы начали анализировать казахскую ситуацию, там все сложилось так, что примерно за полтора года до введения электронного голосования вся оппозиция, там несколько партий. Сама борьба с системой, по сути, заменила содержание избирательной кампании, процесса. Партии и видные оппозиционные деятели не предлагали людям что-либо, боролись с самой системой, говоря, что она неэффективна и так далее. Таким образом, подрывалось не только доверие к системе, которая водилась, а подрывалось доверие к самой системе выборов. В принципе, это сыграло против этих самых людей. Главный вопрос электронного голосования – вопрос доверия, эта система дет больше возможностей для манипуляций различным политическим силам. С одной стороны, эта система новая, с другой, более непонятная для людей, то есть любой желающий может на этом оттопыриться и собрать какие-то политические проценты, заявляя, что система неадекватна и дает больше шансов для манипуляций.

Мы разделили российский электорат примерно на три части, достаточно условно, здесь не было смысла дать какие-то четкие проценты, мы выделили власть, демократов, и все остальное. Та работа, которая сейчас идет в основном в оппозиционных СМИ, из уст оппозиционных депутатов, партий демократической направленности – борьба с электронной системой: то, что она не защищена, будет легче манипулировать выборами; в результате этой работы мы не только подрываем доверие к институту как таковому, но и на одно–два поколения снижаем доверие к самой системе. Хотя, мне кажется, что она в любом случае будет внедрена, так как это вектор развития избирательных систем во всем мире, мы подрываем доверие к самим демократам.

Представим гипотетическую ситуацию, что в 2008 году у нас будет полностью электронное голосование. Понятно, что та кампания, которая развернулась в СМИ сейчас, что электронное голосование – это плохо, давайте голосовать против него, что эта кампания никак не повлияет на власть, они свой кусочек возьмут. Если мы возьмем тех, которые собираются голосовать за демократов, во-первых, рейтинг низкий, во-вторых, все эти истории с объединением и так далее, они уже не внушают доверия. Как можно идти за партией и за нее голосовать, если партия в течение нескольких лет заявляет, что эта система не способна адекватно отразить предпочтения избирателей. Гипотеза заключается в том, что чем больше мы будем говорить о том, что система неадекватна, это касается, как системы электронного голосования, так и любой другой, в этой ситуации эта политическая сила теряет больше своих сторонников.

Я еще хотела привести пример по поводу манипуляций электронной системой в 2005 году. У нас было наблюдение, в округе было шесть районов, из них два района подсчитывались с КОИБами, так вот, по результатам подсчетов КОИБов, “Единая Россия” там набрала меньше всех, и ночью был назначен пересчет голосов, потому что пришло распоряжение из ЦИКа: пересчитывайте, ребята, что-то у вас не так. Наши наблюдатели, вернувшиеся с участков, должны были поехать назад. Посчитали, все оказалось верно. И до этого мы смотрели, что данные, полученные с электронным подсчетом, зачастую намного более адекватны.

Следующий субъективный момент. Когда мы готовили наблюдателей на электронное голосование, у нас был юрист, изначальный его посыл был в том, что – здравствуйте ребята, я вам сейчас расскажу, как вы будете наблюдать, но я вас заранее предупреждаю, что с электронной системой голосования мы ничего сделать не можем, как-то отследить ее невозможно, все наблюдение сведется к тому, что вы отсидите там до вечера и мы вам за это заплатим денег. Сам подход, пораженчество, что по сути это сделать невозможно, что система по сути неуправляема и неконтролируема, это закладывается не сверху, а нашим отношением, нашими установками и тем, что мы сами говорим, в том числе, своим наблюдателям.

Теперь выводы: проблема перехода к электронным средствам голосования характерна для всех стран, основная проблема – это доверие. Если взять Ирландию, как вы знаете, там закупили все оборудование, сейчас оно, в принципе, не используется, потому что за несколько лет до внедрения было множество выступлений, искусственного нагнетания общественных настроений против этой системы. Следующее: протест против развития технических средств в принципе невозможен; это то же самое, что протестовать против Интернета, кофемолки или еще чего-то. То есть, рано или поздно мы к этой системе перейдем, вопрос в том, что мы будем для этого делать сегодня – либо критиковать и опускать эту систему или способствовать тому, чтобы у людей сложилось к этому адекватное отношение.

Следующий вывод, что невозможно и опасно автоматизировать изначально неэффективные процедуры. Примерно то же самое, что и в бизнесе: если мы пытаемся внедрить какую-то новую информационную систему, то обычно параллельно с этим идет процесс реинженеринга бизнес-процесса самого предприятия. То же самое и здесь: перед тем, как вводить новую систему, нужно эффективно уладить то, что у нас есть на уровне бумажного голосования. Для этого нужен тоже позитив со стороны различных сил, а не тотальное неприятие и критика.

Следующий вывод – манипуляция системой электронного голосования, с одной стороны, приводит к снижению явки в целом, с другой, дискредитирует выборы как систему, и это разрушительно и опасно для общества, так как снижает уровень доверия к системе выборов, в том числе к тем, кто по этой системе избирается. И вся критика в этом контексте является разрушительной, поскольку опять-таки связана со снижением доверия к этой системе, поскольку ничего, кроме выборов, пока не изобрели, и смена политических элит и всего остального происходит через выборы. Поэтому уровень доверия к самому институту и к технологиям, которые применяются, очень важен, но, к сожалению, они являются предметом политического торга.

Сама система, как манипулятивный инструмент, прежде всего бьет по манипуляторам, т.е. чем больше демократы будут говорить о том, что эта система плохая, тем больше они потеряют свой электорат, потому что: система плохая – какой смысл за нее идти голосовать?

Последнее – это предложение, комплексное решение задач, которое включало в себя техническую надежность системы. Из анализа западных аналогов, я так поняла, что это возможно, создание такой системы, как я прочитала не так энергозатратно, дорого, как у нас сейчас с КОИБами. Следующее, простота использования: если брать казахстанскую систему, она достаточно сложна, сохранение анонимности для проголосовавшего, это решается технически, открытость и прозрачность процедуры для всех заинтересованных, решение проблем психологического неприятия и доверия к системе – это задача как государства, так и всех участников политического рынка. Пиар самой системы и работа с негативом манипуляций электронного голосования различных политических сил. Отлаживание, совершенствование логических процессов самой избирательной системы, ведение общественной дискуссии, разработка конкретных предложений по системе голосования. Этот процесс должен идти со всех сторон, ЦИК делает подобные мероприятия, насколько я знаю, все это довольно регулярно проводится и все желающие специалисты могут в этом принимать участие, к ним прислушиваются.

Следующее – это создание понятного и четкого алгоритма наблюдения за работой этой системы на выборах, потому что пока не установилась сама система, пока еще нет алгоритмов, как за ней наблюдать. Я считаю, что лучше не бороться с технологией, а поставить ее себе на службу и заниматься повышением доверия.

Шибанова Лилия Васильевна, исполнительный директор Ассоциации "ГОЛОС"

На самом деле, естественно, что я свой доклад хотела акцентировать на проблеме общественного наблюдения на выборах. “ГОЛОС” – это именно та организация, которая ведет системное наблюдение на выборах, в настоящий момент в 32 регионах. Мы присутствовали уже более чем на 200 избирательных кампаниях в разных регионах и опыт, действительно, огромный. К сожалению, для меня сейчас важная тема, использования электронных систем голосования, уже была поднята, и тут я бы хотела совместить эти два доклада.

Итак, уговаривать нашу аудиторию в том, что общественное наблюдение необходимо, именно независимое наблюдение, уговаривать я вас не буду, я только покажу некие исследования. Сейчас я покажу несколько слайдов, которые мы сделали, как опрос граждан с точки зрения, насколько граждане хотят или не хотят, чтобы было общественное наблюдение на выборах. Что вы думаете об общественном наблюдении на выборах? – это исследование Ромира–Индема, которое было проведено в 13-м округе города Москвы. Так вот, 61% граждан Москвы ответили, что они считают, что независимые наблюдатели препятствуют фальсификации выборов, и убирать общественных наблюдателей вредно. Вот что интересно: на этом слайде сторонники разных политических партий – от “Единой России” до Яблока, КПРФ, ЛДПР, СПС; самая большая партия, за которую готовы голосовать наши граждане, – это “никакая партия”, за нее готовы голосовать до 40% граждан. Итак, наши избиратели с разными партийными предпочтениями, как они относятся к институту независимого наблюдения. Вы посмотрите, какое единодушие: практически более 60%, независимо от политических предпочтений, считают, что независимое наблюдение должно быть.

Мы провели опрос в 32 регионах России: “Доверяете ли вы итогам выборов?”. Посмотрите, какая неутешительная картина доверия к выборам: 47,8% наших респондентов, а мы опросили 6 058 респондентов в 32 регионах, не доверяют результатам выборов; доверяют 34%, затрудняются ответить на этот вопрос 16,7%. В этом же контексте мы спрашивали: что вы думаете об отмене на выборах в Государственную Думу наблюдателей от общественных организаций? Более половины (50,8%) считают, что независимый контроль необходим, 14% считают, что достаточно представителей политических партий; ну, есть полные скептики, которые считают, что наличие наблюдателей вообще не влияет на итоги выборов.

Исходя из этих посылок, возникает вопрос: а почему наш законодатель так жестко борется с общественными наблюдателями? На этот вопрос изумительно ответил Кириченко в своем докладе, он у вас в раздатке, в папках, где он сказал: общественные наблюдатели очень часто сомневаются в результатах выборов, о чем пишут в своих докладах и заявлениях, а сомневаться в результатах выборов – это порочить наш общественный строй, и, наверно, следующим законопроектом, который мы увидим, будет расстрел на месте тех, кто сомневается в результатах выборов.

Поэтому вот сейчас, конечно, хотелось бы вернуться к любимым нашим техническим средствам голосования, потому что с нашей точки зрения, наблюдателей, которые имеют некий опыт, внедрение технических средств голосования – это естественный процесс, который действительно будет. Но этот процесс должен обязательно параллельно сопровождаться полным контролем использования данных технических средств голосования. Здесь комплекс по обработке избирательных бюллетеней – КОИБ, то что использовано было в Москве широко. Надо сказать, что ЦИК прилагает очень много усилий для того, чтобы использовать их в других регионах. Я, например, очень удивилась, когда в Брянск 230 КОИБов были отправлены для выбора по округу. Представляете, какой труд, вот этот ящик, в размере 230 штук перевезти в Брянск; наверно, какой-то смысл в этом был.

Первый смысл, это упростить работу избирательной комиссии, чтобы быстро посчитали, а теперь посмотрите на наши исследования по Москве. На московских выборах – красным выделены участки с установленными КОИБами (их 62%), где протоколы получены после 22.30. Не в девять вечера, не через час после подсчета голосов. Время идет четко: 23.07, 23.09, 00.04. Вести 230 КОИБов в Брянск для того, чтобы подсчитать результаты наблюдения позже, чем ручной пересчет голосов, это как-то странно. Значит, какой-то смысл в этом закладывался.

А теперь посмотрим тот пример, о котором сейчас Настя говорила: это пример по 3-му округу, где сопоставление данных по КОИБам с ручным подсчетом голосов просто на порядок отличается. Вот данные, полученные с КОИБов: 38% – за “Единую Россию”, 23,4% – за КПРФ, и 15,8% – за “Яблоко”. Данные по ручному голосованию: посмотрите, насколько они отличаются: 48,71%, 16,59%, 8,73%. Настя не сказала одну простую вещь, что только на 3-м округе, именно на третьем округе, наблюдателям было предложено прийти с заявлением: просим пересчитать данные подсчета голосов на КОИБах вручную, и каждый наблюдатель такое заявление на участок принес. Это был единственный экспериментальный округ в Москве – единственный, где комиссия, по всей видимости, не поддалась изменить результаты выборов.

То есть, наверно, машина может считать более объективно, но, в то же время, машина может легко перепрограммироваться и выдавать те результаты, которые заложены в программу. И вот это то, что мы сейчас обсуждаем; тут не поможет никакое общественное наблюдение, потому что все, что видит наблюдатель на участке с электронными системами голосования, – это только процесс голосования, он не видит процесс подсчета голосов. На самом деле, для чего нужны больше всего общественные наблюдатели: для того, чтобы прежде всего удостовериться в правильности подсчета, так как эту процедуру подсчета наблюдатель на участке совершенно не видит, соответственно, доверие к институту выборов абсолютно падает, и результат выборов фактически нелегитимен.

Возвращаясь к системе Сайло, о которой сейчас говорила Настя (в Казахстане), и той успокоительной фразе, что сказал Андрей Юрьевич: вот сейчас закон принят, сейчас можно использовать пока 1% тех новых средств голосования. Во-первых, мы с вами знаем, с какой скоростью меняется закон, во-вторых, что самое главное, что мы видели в Казахстане – это полное отсутствие тайны голосования, потому что эти сканеры, которые лежат на столе, которые берет в руки избиратель, и он должен проголосовать на электронной таблице этим сканером; в кабине для голосования стоит оператор, вы представляете себе нашего избирателя, который даже не знает где галочку поставить, спрашивает куда. Ему с этим набалдашником надо пройти в кабинку и проголосовать, естественно, там стоит оператор, который показывает, куда приложить сканер. Следующий момент, что у избирателя действительно складывается абсолютно неадекватное отношение: а может быть, за мной проследили, как я проголосовал, потому что штрих код считался, человек берет электронное средство, голосует и идет сигнал, о том, что он проголосовал, и как он может быть убежден в том, что лично его голосование не учтено и не отслеживается.

Андрей Юрьевич тут говорил: ничего страшного, зачем нам общественное наблюдение на выборах, нам достаточно партийных наблюдателей, они более мотивированы. Во-первых, партийные наблюдатели не существуют на выборах, опыт показывает, что никаких мотивированных наблюдателей на выборах нет, они наняты с улицы за деньги, еще не обучены, ни о какой мотивированности нельзя говорить. Общественные наблюдатели учат своих наблюдателей и мотивируют их тем, что в течение огромного количества времени с ними работают. Далее, вопрос второй: то, что мы говорим об общественном наблюдении, – это способ убедить граждан, что выборы – это институт, который можно контролировать, который гарантирует легитимную власть, это как раз повышение доверия граждан, способ повышения доверия граждан. То, что идет борьба с организациями, как “ГОЛОС”, которые выступают после выборов с негативными заявлениями о нарушениях, – не надо на зеркало пенять.

Проблема бесконтрольного использования электронных средств голосования сегодня самая страшная, самая опасная, проблем, вообще уничтожения института выборов, потому что доверие граждан к таким системам просто минимальное.

Макаров Борис Александрович, зам. директора Московского радиотехнического института РАН

Тема моего доклада посвящена использованию в Российской Федерации технологии тайного голосования, тех, которые используются на выборах у нас. Сначала я хотел бы сказать несколько слов о тех изменениях в избирательном законодательстве, которые по традиции, идущей еще с царских времен, вносятся после проведения каждых федеральных выборов. Я бы хотел обратить внимание на введение пропорциональной системы, что в принципе, возможна ситуация после проведения этих выборов, когда может возникнуть тупиковая ситуация. Партия–победитель, получившая большинство голосов, может расколоться 50 на 50, поменять программный устав, пообещать избирателям одни программные цели и установки, приняв совершенно другие. Может, в конце концов, объявить о своей ликвидации. Варианты нашей правовой системой никак не регулируются, считается, что этого никак не может быть, потому что не может быть никогда. Хотя такие проблемы должны быть законодательством отрегулированы четко.

Теперь что касается технологий тайного голосования. Я сначала расскажу, какие существуют технологии тайного голосования в мире и как соотносятся с ними те технологии, которые используются в России, и какие перспективы.

Технологии тайного голосования – классические технологии – бумажные бюллетени и ручной подсчет голосов, которые ведут свое начало с 1858 года, так называемый секретный австралийский бюллетень, который с небольшими модификациями дожил до наших дней. Существуют машины тайного голосования и технология удаленного голосования. То, что выделено красным цветом и курсивом, у нас в России, к счастью, пока не используется, потому что иначе Россию захлестнул бы девятый вал фальсификаций.

Хотя они не используются, скажу несколько слов о технологиях дистанционного удаленного голосования. Существует старинный метод голосования по почте, который во многих странах очень используется, используется Интернет–голосование, есть проекты использования sms-голосования с помощью сотовых телефонов и голосование по телефону – голосом, так называемое голосовое голосование. Голосование по почте используется, например, в Великобритании и еще во многих странах, Интернет–голосование, о котором очень много говорили, нигде на федеральных выборах не используется, только на местных выборах, кроме такой страны, как Эстония. Горячие эстонские парни утверждают, что они первые в мире по внедрению Интернет–голосования, и обещают к концу этого – началу следующего года охватить всю Эстонию терминалами, где можно будет голосовать прямо из дома или из офиса. С Интернет–голосованием две большие проблемы: нет уверенности, что голосует именно тот человек, который получил карточку для доступа в Интернет–голосование, и свобода голосования. Основной довод за введение этой технологии в том, что избирателю якобы не надо будет регистрироваться перед началом выборов в участковой избирательной комиссии, хотя, на самом деле, анализ показывает, что регистрироваться надо ходить, потому что эта карточка для доступа в Интернет–голосование может попасть в другие руки, может быть продана; после смерти ее владельца судьба ее вообще не понятна. Второе – нет уверенности, что вы голосуете свободно. Что за вашей спиной не стоит ваш работодатель или начальник, или к виску вам не приставили пистолет и заставляют голосовать, как это кому-то захочется. Поэтому Интернет голосование в мире не распространено. В США, Англии было проведено исследование, они собирались вводить этот метод, но отказались от него, потому что он не обеспечивает безопасность и свободу голосования.

Машина для тайного голосования известна механически – то, что называется рычагом. Гибриды существуют, к этому классу относятся КОИБы, которые используются в России, и машина прямого голосования, то, что называется электроника прямой записи, E-voting, то есть электронное голосование. Механические уже 20 лет не выпускаются, они выпускались практически 100 лет, первая серийная машина для механического голосования была выпущена в 1886 году в США. Хотя на местных выборах они в США до сих пор используются. Остались гибридные машинки для голосования, с бумажным следом – это КОИБы и машины прямого электронного голосования. Гибридные машинки для голосования, с бумажным следом: здесь различаются машины, использующие перфокарты или магнитные карты, в России не применяются такие, как в других странах, в Англии, в частности. В России используются бумажные бюллетени, оптический сканер плюс опто-электронная система распознавания, как в комплексах оптического голосования, которые используются в России. Достоинство такой машины для голосования в том, что позволяет очень быстро перейти на ручной режим в случае выхода из строя этой машины. А для России это актуально, учитывая, что у нас безалаберность, могут сломать, просто убить, украсть и так далее. Поскольку бумажные бюллетени здесь все равно печатаются, то это схема, технология голосования очень надежна, выход из строя этой машины не срывает проведения выборов.

Машины для прямого электронного голосования: здесь различаются сенсорные машины, голосование кнопками или чувствительным экраном. Есть некий промежуточный вариант: КЭГи, как называют их в ЦИК России, с некой фиксацией на ленту, и промежуточный вариант, есть еще Сайлау, о котором здесь уже говорили. И технология электронной квитанции, разработанная совместно белорусскими и московскими учеными, Московский радиотехнический институт РАН и Объединенный институт проблем информации Академии Наук Белоруссии.

Итак, достоинство КОИБов – это совместимость с ручной технологией, наличие системы дублирования – бумажной системы, что позволяет при наличии каких-то сомнений просто вручную пересчитать бюллетени, и, как было заявлено Центризбиркомом, высокая скорость подведения итогов голосования. Здесь выделено красным курсивом, что эксплуатация этих машин не подтверждает высокую скорость. Как показывает наша практика, ручной подсчет при оптимизации этой процедуры, ведь в нашем законе не оптимизирована процедура подсчета голосов с точки зрения скорости и надежности, ручной подсчет получается быстрее, чем у КОИБов.

Теперь о недостатках – слабая защита аппаратной части машин, возможность закладок и доступа к промежуточным результатам. Здесь несколько проблем. Перед началом выборов дают официальный сертификат соответствия и сертификат безопасности. То есть, некая организация подтверждает, что машина сделана типовая, не отличающаяся от серийной, и там нет никаких закладок программных или аппаратных. На самом деле здесь несколько проблем. Во-первых, внутри любого государства, не только России, нельзя найти такой орган, который может дать такое объективное заключение. Не потому что он неквалифицирован, а потому что он подотчетен одной из ветвей власти, сейчас он входит в исполнительную власть. Раньше это было ФАПСИ, теперь ФСБ, они дают такие заключения. Кроме того, при введении КОИБов возникает такая плохая вещь, как введение нового избирательного ценза, то есть ограничение на количество вариантов голосования. Сейчас резко сокращают количество партий, это идет подводом к тому, что надо строить полноценные и полнокровные партии. Это правильно, но у явления сокращения количества партий есть и обратная сторона, которая связана с тем, что при увеличении количества партий, вносимых в бюллетень, например, как на Украине, где 50 партий было внесено, эти машины просто становятся неработоспособными. При длительном вводе бюллетеней рвется, заминается бумага, и может сбиваться синхронизация. И возможность ввода варианта голосования, выбранного избирателем, резко снижается, то есть надежность объявленных итогов голосования становится близкой к нулю при длительном введении бюллетеней. Дальше – высокая себестоимость голосования, обращаю ваше внимание, что первоначальная стоимость КОИБов была заявлена 1000 долларов, при передаче серийного образца в Ленинградское оптико-механическое объединение была заявлена цена 2500 долларов, так она серийно и выпускается. Если пересчитать эту себестоимость на один бюллетень обработанный, то получается, что себестоимость голосования с помощью КОИБов где-то в 25 раз выше, чем при использовании ручной системы подсчета голосов. Последнее – здесь используется порочная схема обработки информации, эта система никак не защищена и не может быть защищена от различных способов фальсификации. Если посмотреть на структурную схему обработки информации голосования КОИБами и другими способами, то, если использовать термины теории систем и теории автоматического управления, это есть разомкнутые системы с жестким программным управлением. А известно, что такие системы никогда не могут отработать все возмущения, то есть, какие бы вы не делали попытки, будут появляться все новые и новые возмущения, которые в данном случае представляют способы фальсификации, которые всегда будут вносить искажения в результат голосования.

Альтернативой может выступать либо структурная схема, используемая в Сайлау, там используется режим мониторинга, то есть избиратель может посмотреть, как учтен его конкретный голос при подведении итогов голосования, но скорректировать свой голос он не сможет. Есть также технологии прозрачного голосования, системы ретроспективного контроля, это совместная разработка российских и белорусских ученых, позволяющая не только узнать, как учтен голос конкретного избирателя при подведении общих итогов голосования, но если он хочет и имеет гражданское мужество и желание, то и скорректировать эти итоги. В частности, вводится модифицированный бюллетень, один из вариантов представлен на следующем слайде. Может быть бюллетень, где идентифицируется либо номер идентификации присваивает сам избиратель, соблюдая режим анонимности, либо вариант голосования за конкретного кандидата. И публикуются не только общие итоги голосования, в виде количества выданных бюллетеней, количества голосов, поданных за того или другого, и так далее, но и публикуются конкретные номера бюллетеней, поданных за того или иного кандидата. В принципе, это один из вариантов ручного подсчета голосов, есть эскизный вариант, который позволяет сделать машину для голосования, использующую этот же принцип. В отличие от КОИБа, себестоимость будет в 3-4 раза дешевле и гораздо надежнее. На этом все, спасибо за внимание.

Биктагиров Раиф Терентьевич, доцент Российской академии госслужбы при Президенте РФ

Добрый вечер, дорогие коллеги. Вторая половина дня посвящена вопросам технологии избирательного процесса. Это вопросы очень важные, однако, нашего избирателя, прежде всего, интересуют концептуальные вопросы, содержание выборов, насколько они демократичны, насколько четко они передают волю народа. Свое выступление я хотел бы начать именно с темы нашей конференции.

Чем определяется доверие избирателей к выборам и к самой-то власти? Этого хотя и коснулись, мне кажется, надо еще определенный акцент сделать. Доверие к выборам определяется: что мы выбираем, кто там сидит, какие кандидаты, какие депутаты и, в конце концов, что они решают. Федерально и на местах. Если мы это обеспечим, интерес избирателя будет повышен, и явка поднимется с 20 до более 60%. Для этого надо работать с избирателями. В этом ракурсе я хотел бы коснуться в основном двух вопросов. Первый – кодификация и совершенствование избирательного законодательства, причем только на федеральном уровне. И – о состоянии правового просвещения избирателя, т.е. работа с избирателями.

Что касается кодификации, здесь совершенно правильно подчеркивали многие выступающие, что с 93-го года, вернее с 89-го года, ежегодно, каждые выборы выбираем новые законы. Я полагаю, что мы уже 13 лет живем в условиях реформы, и мы достигли того уровня, что необходим именно Федеральный избирательный кодекс, который определяет нормы только федеральных выборов. В условиях федеративного государства, как предлагают отдельные коллеги, не может быть Избирательного кодекса Российской Федерации. Субъекты Федерации уже кодифицировали свое законодательство, и отнять у них это право нельзя без нарушения Конституции. Но, к сожалению, эти проблемы тянутся с 94-го года, первым инициатором этого было объединение “Яблоко”, затрагивалась на публичных слушаниях в 2000 году эта проблема. И в июле 2005 года на пресс-конференции в ЦИК России тоже были затронуты эти вопросы журналистами, ответ был не особенно утешительный: было сказано, что кодификация откладывается вплоть до 11–12-го года. А в 2000 говорилось: вот, проведем очередной цикл федеральных выборов, и вернемся к этому вопросу. Так что здесь надо эту последовательность удерживать.

Далее, хотел бы в двух словах сказать о содержании этого избирательного кодекса. Допустим, нормы о референдуме включать туда или нет, а как быть с основными гарантиями? Мне представляется, что тот и другой закон должен занимать в нашем избирательном законодательстве.

Далее, у нас важнейшей проблемой остается, между прочим, это соответствует позиции Президента Российской Федерации – порядок, закон, диктатура и так далее. Все это правильно, мы не первый раз об этом слышим. Но, тем не менее, за 13 лет существования избирательной комиссии до сих пор мы не имеем закона об этом важнейшем органе. Я бы хотел поставить вопрос: здесь выступал депутат Госдумы, жаловался фактически на то, что за орган Центризбирком – политический или какой орган? Хочу обратиться, чтобы депутаты, наконец, инициировали этот вопрос, не Центризбирком, а депутаты и, в конце концов, приняли федеральный закон о Центральной избирательной комиссии и поставили все на свои места.

Итогом нашей конференции должна стать подготовка предложений на основании тех выступлений, которые здесь были, для внесения изменений в действующее избирательное законодательство. Это не кодификация, это просто текущий момент. Если это не будет сделано оперативно, грамотно, доведено до сведения соответствующих политических органов, то эффект от нашей конференции будет очень неважный.

Далее, я хотел бы частично обратить внимание на один из недостатков нашей избирательной системы, которая вынуждена отворачивать избирателей от этой системы: вынужденная коммерциализация выборов. Три миллиона долларов депутат у нас стоит, поэтому избиратели, конечно, не любят подобные устремления и подобные нормы законов.

Последняя, четвертая проблема, касается правового просвещения избирателей. Я еще раз хочу констатировать в поддержку тех ораторов, кто здесь выступал, что наше избирательное законодательство большое, громоздкое даже для специалистов. Есть конкретные статьи, сейчас я не имею возможности их продемонстрировать, которые непонятны даже специалистам. Надо упростить такое законодательство, а кодификация нам позволяет это сделать сполна, чтобы это было понятно нормальному, грамотному избирателю, и повернуть лицом к избирателям. Главному субъекту политического процесса, вот какая политическая задача в смысле совершенствования избирательной системы, избирательного законодательства.

Как работать с избирателями? Здесь мы вроде не стоим на месте, я захватил с собой издание ЦИК – Российского центра обучения избирательным технологиям. Мы уже приняли три программы на тему обучение организаторов выборов и правовое обучение избирателей и т.д., это было в 95-м году Президентом Ельциным подписано, затем в 2000 году и, наконец, в этом году. Здесь хорошо поработали, неплохие программы конечно, но реализация оставляет желать намного лучшего. Система комиссий во главе с ЦИК, на наш взгляд, явно недорабатывают и недооценивают эту возможность и эти требования закона. Обратите внимание, в наших законах содержится, что бесплатное время выделяется для всех избирательных комиссий для правового просвещения избирателей – в печати, радио, телевидении. Как оно используется, работаем ли мы с избирателями? Это совершенно актуальный вопрос, надо повернуть этот вопрос и заставить членов комиссии объяснять законы. Чтобы нашли они работу, а то говорят: нет работы, слоняются, надо уметь и находить фронт работ.

Вопросов очень много, они интересные и по плечу нам, я хочу сказать, что наша конференция – альтернативная конференция, это очень хорошо, мы обогатили свои мнения, свои суждения, свой опыт целым рядом положений, которые были изложены со стороны многих специалистов. Благодарю за внимание и организаторов этой конференции и желаю реализовать итоги в виде конкретных предложений в руководящие органы.

продолжение