Материалы международной конференции

Мой материал посвящен судебной практике рассмотрения избирательных споров, той их категории, которая связана с оспариванием итогов голосования и результатов выборов. Свои выводы и оценки я основываю на целой серии конкретных дел, которые я вел и продолжаю вести в судах в течение последних двух лет. Речь идет об оспаривании итогов голосования и результатов выборов по одним и тем же выборам – это выборы депутата Государственной Думы 2003 г. по Кабардино-Балкарскому одномандатному округу № 14.

Наше дело беспрецедентно, прежде всего, по степени тотальной фальсифицированности выборов. А в том, что касается поведения судов, степени обоснованности и законности их решений, ничего особенного нет. В этом смысле наше дело вполне сопоставимо со многими другими делами. Однако у нас, по моему убеждению, очень ярко и выпукло проявилась порочность сложившейся судебной практики. Здесь главная проблема заключается в степени независимости отечественного правосудия.

Для начала приведу один пример. В одном из наших районных судов с января 2004 г. рассматривается дело. Суд истребовал список избирателей и избирательные бюллетени. Однако они до сих пор так и не представлены. За это время сменилось два состава суда, дело трижды побывало в кассационной инстанции, один раз в надзорной инстанции, а мы до сих пор не приступили к рассмотрению этого дела по существу. Первый судья в течение полугода последовательно добивался представления документов, дважды налагал штраф на председателя территориальной комиссии, вынес частное определение с сообщением прокурору о признаках преступления в его действиях – никакой реакции! Судья обращался с этим требованием в окружную избирательную комиссию и в Центризбирком России. Из Центризбиркома сообщили, что по имеющейся у них информации все необходимые документы в суд представлены. Усилия этого судьи закончились тем, что он был отстранен от дела: кассационная инстанция при рассмотрении частной жалобы территориальной избирательной комиссии по своей инициативе изменила состав суда.

При такой “независимости” судей рассчитывать на объективность просто не приходится. Это и является одной из причин того, что судебная практика изобилует противоречиями, отсутствием не только единых критериев в оценке обстоятельств, но и единообразного толкования закона. Более того, суды отказываются воспринимать элементарную логику и даже правила арифметики.

Приведу пример по нашему делу. У нас на руках были избирательные бюллетени, которые удалось изъять нашим наблюдателям при попытках вброса. Но самое интересное заключается в том, что эти же бюллетени, по официальным данным, у комиссий числятся в наличии – и ни один суд не хочет разобраться с этой ситуацией. Хотя, казалось бы, чего проще… Здесь может быть только три варианта. Первый вариант – наши бюллетени фальшивые. Если бы это было так, то я бы, наверное, о своих судебных делах уже рассказывал где-нибудь в другом месте… Второй вариант – комиссия неправильно подсчитала свои бюллетени. Проверить это не представляет никакой сложности. Или же третий вариант – комиссия пошла на все тяжкие: изготовила и использовала неучтенный тираж бюллетеней.

Однако суды из всех этих вариантов выбирают четвертый. По их мнению, представленные нами бюллетени ни на что не повлияли, потому что они, по мнению суда, не были в ящиках голосования и потому не могли быть учтены при подведении итогов. Где здесь логика, известно только самим судам. Потому что из официальных протоколов следует, что комиссии учли эти бюллетени при подсчете, загадка только – по какой позиции.

Только по одному из участков у нас на руках было 258 бюллетеней. С печатью участковой комиссии, с подписями двух ее членов. Но суд счел, что и это обстоятельство ни на что не влияет.

По другому участку у нас на руках было 80 бюллетеней. А по протоколу в ящиках всего на 2 меньше, чем выдано, 38 бюллетеней погашено, число голосов “против всех кандидатов” – 5, недействительных бюллетеней – 15. Отсюда очевидно доказывается, что кому-то из кандидатов было приписано как минимум 20 “воздушных” голосов.

Еще на одном участке сама комиссия составила акт о том, что в результате потасовки ей удалось отбить у наблюдателя 62 бюллетеня, которые наблюдатель изъял при попытке вброса.

Приступая к оспариванию результатов выборов, мы не собирались даже предъявлять претензии, связанные с предвыборной агитацией, с использованием административного ресурса, с финансовыми нарушениями. Хотя нарушения и в этой части были достаточно внушительны. Поэтому мы пошли в районные и городские суды. Везде доводы у нас были одни и те же: завышение явки и “воровство” голосов в пользу запланированного на победу кандидата. Более чем на трети участков округа явка превысила 90%. Есть участки, где она составила ровно 100% – один к одному. И это участки, где проживает свыше 2000 избирателей! В общей сложности мы в районных и городских судах оспаривали итоги голосования по 35 избирательным участкам. Мы готовы были идти и дальше и решить вопрос о судьбе выборов путем отмены итогов голосования по избирательным участкам. Но нам пришлось сойти с этого пути. Причин здесь было несколько.

Во-первых, в районных и городских судах мы столкнулись с проявлением весьма своеобразной профессиональной солидарности судей. Сразу же после рассмотрения первого дела суды стали ориентироваться на “передовой опыт” и начали его дублировать. И потому дальнейшее оспаривание итогов голосования в этих судах потеряло всяческий смысл: мы получили весьма своеобразный конвейер единообразных отказных решений.

В районных и городских судах мы также столкнулись с проблемой предмета оспаривания. Мы ставили, как это и полагается по закону, вопрос об отмене решения участковых избирательных комиссий об итогах голосования. Хотя этих решений в виде какого-либо письменного документа не существует в природе. Во всяком случае, мне так и не посчастливилось их увидеть.

Следующая проблема – отсутствие нормативно установленных четких и конкретных оснований для отмены итогов голосования, их абсолютно не существует.

Еще одна проблема – это проблема надлежащего ответчика. Оспаривая итоги голосования на участках, мы не можем привлечь к участию в деле участковые избирательные комиссии. По закону они прекращают свои полномочия через 10 дней после обнародования результатов выборов, если не ведется судебное разбирательство. В реальности же чернила на протоколе сохнут дольше, чем комиссия успевает разбежаться. И если учесть, что бремя доказывания законности как действий, так и решений возлагается на саму комиссию, то следует признать, что вышестоящая комиссия, которая участвует в деле, но которая не принимала оспариваемого решения, объективно не в состоянии надлежащим образом исполнить эту процессуальную обязанность – обязанность доказывания.

С этим связана и следующая проблема – это проблема доказывания и распределения бремени доказывания. Казалось бы, вопрос однозначно решен в Гражданском процессуальном кодексе. Однако суды на практике освобождают комиссии от бремени доказывания. Суды это бремя доказывания возлагают на заявителя. И при этом они отказываются оказывать содействие заявителю в сборе доказательств.

У нас суды отказывались признать представленные доказательства и прямо указывали в своих решениях, что мы не представили допустимых доказательств того, что явка завышена. Было бы, конечно, очень неплохо, если бы они нам смогли объяснить, как можно без исследования списка избирателей достоверно доказать данное обстоятельство. В течение двух лет ни от одного суда мы не можем добиться исследования ни списков избирателей, ни избирательных бюллетеней. Наблюдателям эти документы не показывали и в день выборов. Особо настойчивых на руках выносили с избирательных участков.

В отношении списков избирателей суды весьма своеобразно толкуют правовые нормы, которые относят персональные данные избирателей к конфиденциальной информации. Один из судей в своем протокольном определении об отказе истребования списка избирателей отметил, что представитель заявителя, то есть я, ходатайствуя об истребовании списка избирателей, провоцирует суд на неправомерные действия.

Проблема доказывания усугубляется еще и тем, что суды – не только у нас, но и повсеместно – необоснованно критично относятся к доказательствам, которые представляются заявителями. Взять хотя бы копии протоколов. Мы, например, у себя получили эти копии у подавляющего большинства избирательных комиссий. Как мы их получали и чего нам это стоило – это другой вопрос. Всего у нас было около трехсот копий. И только две из них заверены в полном соответствии с требованиями закона – две из трехсот! Не только участковые, но и территориальные и даже сама окружная комиссия не заверили копии протоколов так, как это положено по закону. Окружная комиссия вообще выдала незаверенные ксерокопии. При этом отсутствие любой из предусмотренных в законе закорючек суд считает достаточным для того, чтобы не признавать доказательную силу этих копий. Суды не хотят учесть, что закон нарушен не нами, а представителями комиссий, которые уполномочены заверять копии.

И в это же время суды закрывают глаза на любые недостатки документов избирательных комиссий, в том числе и на недостатки протоколов, и относятся к ним как к техническим погрешностям.

В заключение я хотел бы остановиться еще на одной проблеме, которая связана с определением подсудности избирательных споров. Когда мы обратились в Верховный Суд Кабардино-Балкарской Республики, мы в качестве оснований заявленного требования сослались, в том числе, и на нарушение порядка голосования, процедуры подсчета голосов избирателей и на другие нарушения, которые имели место на избирательных участках. Требование у нас было одно-единственное – отменить постановление окружкома о результатах выборов. Однако суд расценил тот факт, что мы сослались на нарушения порядка голосования и процедуры подсчета голосов, как свидетельство о том, что мы оспариваем итоги голосования по избирательным участкам. Основываясь на этом, суд вынес определение о выделении из дела материалов по избирательным участкам и направлении их в районные и городские суды. При рассмотрении частной жалобы на это определение в Верховном Суде РФ я просил судей внимательно прочитать заключительную часть заявления – всего три строчки, где сформулировано требование заявителя. Судьи прочитали эти строчки и решили, что мой довод о том, что в заявлении содержится одно-единственное требование, противоречит заявленным требованиям. Вопрос только в том, где они эти требования там обнаружили. Между строк, что ли, читали?

Сейчас все эти материалы направлены снова в районные и городские суды. Во все эти суды Верховный Суд Кабардино-Балкарской Республики направил копии заявления, и судьи в районных судах никак не могут найти там требования, которые им подсудны. Пять судов посчитали, что к ним поступило не дело из другого суда, а заявление, и оставили его без движения, потребовав от заявителя – ни много ни мало – полностью изменить его содержание, в том числе и сформулировать требование, подсудное районным судам.

Один районный суд вынес определение о возвращении заявления. Другие суды приняли заявление к производству и начали подготовку к судебному разбирательству, хотя они сами не знают, какой им вопрос предстоит разрешить. При этом судьи не хотят назначать дело к рассмотрению в судебном заседании: ожидают других – кто первым рискнет пойти по этому пути, чтобы ринуться вслед по наезженной колее.

Еще один суд вынес определение об оставлении заявления без рассмотрения, ссылаясь на двукратную неявку заявителя на судебное заседание, хотя ни заявитель, ни я, как его представитель, никаких извещений не получали. На все определения я принес частные жалобы. И здесь возникла совершенно нелепая ситуация. Я обжалую абсолютно аналогичные, словно переписанные друг с друга, судебные постановления. Заявления, которые суды оставляют без движения, везде одни и те же. Лица, участвующие в деле, – одни и те же. Естественно, и содержание частных жалоб у меня везде является идентичным. Несмотря на это, первые две мои жалобы рассмотрены одним и тем же составом судебной коллегии, оба вынесенных им определения абсолютно идентичны по содержанию.

Таким образом, рассмотрение моих жалоб в последнее время уже превращено в чисто технический процесс, в котором все предрешено. Ведь судьи, которые уже высказали свою позицию, вряд ли ее изменят. Но в то же время отсутствует физическая возможность формировать составы коллегии таким образом, чтобы при рассмотрении моих частных жалоб исключались элементы заинтересованности со стороны судей в исходе дела. Даже если будет желание, сформировать до десяти разных составов коллегий невозможно из-за численного состава Верховного Суда республики.

В последнее время наметилось такое толкование правил подсудности – и не только по нашему делу, и не только Верховным Судом Кабардино-Балкарской Республики, но и Верховным Судом РФ – в соответствии с которым суды считают абсолютно недопустимым при оспаривании решений о результатах общероссийских или региональных выборов ссылаться на нарушения, которые происходили на избирательных участках. Получается ситуация, когда заявитель вынужден оспаривать решение о результатах выборов посредством десятков, если не сотен судебных разбирательств. Не говоря о том, что это мало реализуемо на практике, можно отметить, что в результате такого подхода девальвируется конституционное право на обжалование в суд решений, нарушающих права и свободы человека и гражданина.

Когда мой доверитель после выборов, на которых у него фактически украли победу, стоял перед дилеммой, куда ему идти – в суд или на площадь, – я всячески поддерживал его решение идти в суд. Сегодня – по прошествии двух лет, после двухлетних судебных тяжб, в которых я провел уже сотни часов – я бы, наверное, не был столь категоричен в отстаивании судебного пути разрешения избирательного спора. Во всяком случае, сегодня я не смог бы с прежней убежденностью говорить о том, что возможно добиться эффективного правосудия – даже ценой огромных усилий и немалого времени. Должен признаться, я говорю об этом с большим сожалением.

следующий раздел