Владимир Александрович РЫЖКОВ
депутат Государственной Думы (независимый)

Как показывает и мировая, и российская практика, избирательные системы решающим образом влияют и на систему представительства, и на структуру многопартийности. Вся мировая практика показывает, что в чистом виде мажоритарная система с неизбежностью ведет к двухпартийной системе, потому что сначала создаются коалиции, потом укрупненные партии, иначе очень трудно выиграть одномандатные округа. И напротив, в тех странах, где применяется чисто пропорциональная система, происходит дробление политического поля. И больше всего партий в тех странах, где чисто списочная система, например в Испании или Нидерландах. Там доходит до 9, 10 и даже 12 партий, представленных в парламенте. Кроме того, на число партий решающим образом влияет барьер, который устанавливается при пропорциональной системе. При 5%-ном барьере обычно бывает от 5 до 7 фракций, при 7%-ном – 3–4, эти закономерности хорошо известны, изучены. И в этом смысле выбор избирательной системы – это в значительной степени и выбор представительства, и выбор партийной системы. Поэтому всякое общество, которое обсуждает ту или иную избирательную систему, должно быть очень осторожно, чтобы не допустить ошибок.

2. Считаете ли Вы возможным и допустимым переход на полностью пропорциональную систему

• на выборах депутатов Государственной Думы?
• на выборах депутатов законодательных органов субъектов РФ?

Я противник перехода на чисто пропорциональную систему. Считаю, что это будет грубая стратегическая ошибка Президента и это может привести к большому ущербу для страны.

Какие аргументы я выдвигаю против такой реформы?

Первый аргумент – это то, что отчуждение между партиями и обществом, отчуждение между парламентом и обществом – и без того очень большое – только возрастет. Сегодня доверие парламенту и партиям колеблется от 1 до 3%. Это означает, что даже нынешняя система, где половина депутатов избирается напрямую избирателями от округов, имеет очень низкий уровень поддержки. Мне очевидно, что при переходе на чисто пропорциональную систему отчуждение этих виртуальных партий от общества только усилится. И еще больше упадет престиж парламента.

Второе негативное последствие – это то, что изменится природа партий. Партии будут в большей степени заинтересованы в презентации через федеральные телеканалы и приобретут еще более виртуальный и вождистский характер, чем сегодня. У них совершенно исчезнут мотивы работать на местах, в регионах, непосредственно с избирателями. То есть, качество партий тоже ухудшится.

Третий аргумент против этой реформы заключается в том, что мы видим на примере других стран – там, где чисто пропорциональная система, происходит очень сильное дробление политической системы, и она пребывает в неустойчивости. Например, до 80-х годов в Италии была чисто пропорциональная система, и мы помним, что это приводило к постоянному хаосу в правительстве и парламенте. Потом Италия провела реформу и перешла на смешанную систему, которая у них сейчас работает. И переход на смешанную систему стабилизировал политическую жизнь в стране. То есть в Италии как раз обратный переход – от чисто пропорциональной к смешанной системе – привел к положительному результату. То же произошло и во Франции. От чисто пропорциональной системы французская избирательная система сдвигается к смешанной, и это увеличивает стабильность и предсказуемость политического процесса. В нашем случае, если мы сделаем шаг от смешанной к чисто пропорциональной системе, это будет шаг как раз к дестабилизации, причем дестабилизация неизбежна. Самый яркий пример – ЛДПР. На всех четырех выборах в Госдуму эта партия практически не выигрывала в избирательных округах, за редкими исключениями. При этом ЛДПР всегда успешно выступает по спискам. Если бы на выборах в декабре 2003 года была применена чисто пропорциональная система, то ЛДПР сегодня имела бы около 100 мандатов в Государственной Думе. Вот цена вопроса. Хотим ли мы, чтобы эти экстремистские партии резко увеличили свое представительство благодаря переходу на пропорциональную систему? А мажоритарная система, наоборот, в интересах тех партий, которые носят центристский характер и опираются на регионы. Та же “Единая Россия” на последних выборах выступила в округах успешнее, чем по партийным спискам. Так спрашивается: какой смысл “Единой России” делать эту реформу, если она подрубает их корни и играет на руку тому же Жириновскому, или виртуальной “Родине”, или еще каким-то виртуальным партиям?! Поэтому главная опасность этой реформы – это опасность системной дестабилизации власти, потому что любой экстремистский список может внезапно прорваться в большом количестве в Госдуму (как это произошло с Жириновским в 1993 году), и что тогда будет делать Президент? А, на мой взгляд, когда половина избирается по мажоритарным округам, это резко снижает подобные риски. Когда люди избирают депутата в округе, они смотрят на его серьезность, обстоятельность, его авторитет, его реальные заслуги и т.д.

Четвертый аргумент против этой реформы – это то, что это будет еще один шаг к управляемой демократии, потому что в нынешней России есть два главных ресурса, которые делают партию общенационально известной – это СМИ и деньги, и они находятся под контролем Кремля. Поэтому понятен соблазн Кремля – перейти на пропорциональную систему, чтобы дозировать доступ к телевизору и деньгам, определяя тем самым будущих победителей. Это еще один шаг в сторону авторитаризма, еще один шаг от демократии подлинной к демократии управляемой. И при этом, как я уже показал раньше, этот шаг не делает систему более предсказуемой.

Поэтому, что ни возьми: представительство регионов, близость к народу, характер и качество партий, стабильность и предсказуемость политического процесса – по всем этим параметрам эта реформа ухудшит и без того не блестящее положение в российской политической системе. Поэтому я являюсь последовательным и убежденным противником предлагаемой реформы.

3. Ваше отношение к заградительному барьеру на выборах депутатов Государственной Думы – какой из вариантов Вы поддерживаете:

• сохранение 5%-ного барьера;
• повышение барьера до 7% (как это предусмотрено переходными положениями действующего закона);
• снижение барьера до 3%;
• полный отказ от заградительного барьера?

Я голосовал против повышения барьера до 7%. Потому что искусственно повышаемый барьер (а нет сомнений, что это искусственное повышение барьера) отсекает, как показывают математические подсчеты, до 40–45% голосов, которые просто не будут представлены в Государственной Думе. Чем выше барьер, тем большее количество голосов пропадает на выборах. Это очень лукавая аргументация, когда говорят, что высокий барьер позволит укрупнить партии: одновременно высокий барьер отсекает десятки миллионов голосов избирателей от представительства в Государственной Думе. С моей точки зрения, повышение барьера – это тема, которой пора заниматься Конституционному Суду, потому что по Конституции у нас единственным источником власти является народ. А если высокий заградительный барьер лишает практически половину этого народа представительства в Госдуме, то возникает вопрос о конституционности такого подхода. Это первое возражение против повышения барьера.

Второе возражение, не менее важное – это то, что как ни странно, такое искусственное, насильственное укрупнение партий тоже влечет за собой угрозу дестабилизации. Представим себе, что партия власти по каким-то причинам проваливается. А экстремистская оппозиционная партия получает большинство. Тогда ей достается огромная премия из голосов не попавших в парламент партий, и в стране просто может произойти государственный переворот. И, кстати, так и было несколько лет назад в Молдавии, когда партии, на тот момент представленные в парламенте, подняли барьер до 10%. Они сами потом не попали в парламент, а попали оппозиционеры. То есть был полный крах политической системы. То же самое произошло недавно в Турции.

У нас всегда мотивом перемен является административный раж чиновников Кремля. Им хочется все регулировать, все держать, все контролировать. А в итоге, как говорил Конфуций, обманывающие будут обмануты сами.

Я в свое время предсказывал вырождение Совета Федерации, когда выступал против его реформы. Реформа Совета Федерации – грубейшая была ошибка, которая привела к деградации этого института, циничной продаже мест в нем бизнесменам. Я боюсь, подобная ошибка будет совершена и сейчас.

Я могу с твердостью предсказать что переход на чисто пропорциональную систему плюс повышение барьера, это все резко дестабилизирует правила игры и могут резко дестабилизировать политическую ситуацию в стране. Авторы реформы этого не понимают. И они рискуют проиграть. Они окажутся теми, кто проиграет. Но эти люди редко прислушиваются к голосу здравого смысла. К сожалению.

Я считаю, что авторы избирательной системы 10 лет назад нашли очень точный баланс и между списками и округами (50:50), и справедливо воспользовались германским опытом с 5%-ным барьером. Я думаю, что 5% – это оптимальная цифра, и следовало бы ее сохранить.

4. Считаете ли Вы необходимым ограничить федеральным законом заградительный барьер на выборах депутатов законодательных органов субъектов РФ?

Да, считаю. Была допущена ошибка, что федеральный закон не установил верхнего предела. В результате в некоторых регионах была сделана попытка установить 10%-ный барьер. Например, в моем Алтайском крае. Потом, правда, там снизили до 7%. Я думаю, что правильно было бы федеральным законом установить верхний предел. Нижний не ограничивать, а верхний установить, скажем, на уровне 6%, максимум 7%. Чтобы у субъекта РФ не было соблазна играть в те же игры, в которые сегодня играет Кремль.

• скорейшее введение “открытых” списков на выборах депутатов как Государственной Думы, так и законодательных органов субъектов РФ;
• осторожное введение “открытых” списков после того, как будут ясны результаты эксперимента, проведенного в ряде регионов;
• отказ от использования в РФ “открытых списков”?

Сейчас идея открытых списков подается как компромисс, якобы компенсирующий отмену мажоритарных округов. На самом деле это надувательство, а никакой не компромисс. Потому что система открытых списков может успешно работать в том случае, если партии осознанно включают в список известных в регионах людей, которые действительно могут вызвать реакцию избирателей по их поддержке. Но представьте себе, что все партии изберут другую линию и будут просто цинично продавать места в списках никому не известным людям, как это сейчас происходит в случае с Советом Федерации. Тогда открытые списки теряют всякий смысл. Ну как избиратель будет выбирать между неизвестным кандидатом А, неизвестным кандидатом Б и неизвестным кандидатом В и передвигать их в этом списке? Ему что шило, что мыло. Если вы сравните депутатов в нынешних списках с депутатами–одномандатниками, вы увидите, какая разница и как много в нынешних партийных списках людей, совершенно неизвестных в регионах и не имеющих никакого отношения к регионам. Масса спонсоров, которые просто купили места в этих списках. Я думаю, что все это повторится и в случае перехода на пропорциональную систему, и тогда вся эта затея с открытыми списками превращается в свою противоположность, то есть в циничное надувательство избирателей.

В регионах этот эксперимент более оправдан, потому что вряд ли москвичи будут покупать места в списках на Алтае или в Мордовии. В любом случае это будут люди из регионов, и там избирателю легче будет разобраться.

Могут сказать: в регионах хорошая практика, почему бы на федеральном уровне не ввести? Есть разница между региональными и московскими элитами. Региональные элиты связаны со своим регионом – патриотизмом, судьбой и так далее. А московские играют в циничные наперсточные игры, которые мы наблюдаем последние 10–15 лет. Поэтому идея открытых списков – это фиговый листок на том непристойном месте, какое нам предлагают в виде очередной реформы избирательной системы.

У нас взята за образец немецкая система, но, как это часто бывает, она была введена в ухудшенном виде. В Германии списки разбиты по регионам. А у нас придумали центральную часть списка, первые тройки и так далее.

Но я не стал бы слишком ломать нашу систему, а только модифицировал бы ее списочную часть. То есть, я бы оставил в России нынешнюю систему – 50:50, но при этом модифицировал ее таким образом, чтобы и партийные списки ближе привязать к регионам. Тогда бы мы не ухудшили существующую избирательную систему, а улучшили. Надо, чтобы федеральный список “Единой России” или ЛДПР состоял из Алтайского списка, Новосибирского списка и т.д. И в зависимости от набранного количества голосов формировался бы итоговый список депутатов Государственной Думы. Это было бы и справедливо, и людям было бы понятно, и не усиливало бы отчуждение народа от партий, а наоборот, сближало бы их.