Александр Владимирович КЫНЕВ
кандидат политических наук, эксперт Международного института гуманитарно-политических исследований

Данный закон имел одну очевидную цель – создать максимально комфортную для власти ситуацию абсолютно зависимых и контролируемых политических партий. Именно поэтому вместе с другими новациями избирательного законодательства он вреден и оказывает разрушающее действие на политическую систему страны. Все годы проведения в России того, что принято называть “демократическими выборами” (а именно свободные конкурентные многопартийными выборы стали главным политическим отличием системы власти новой демократической России от однопартийного режима советской власти в СССР), в России идет перманентная, не прекращающаяся избирательная реформа. Причем процесс реформирования избирательного законодательства как правило инициируется представителями исполнительной власти и имеет очевидной целью упрочить ее положение и сохранить власть в руках господствующей группировки. В известном смысле это законы не о выборах, а законы о сохранении действующей власти путем выборов, также как закон о политических партиях - это скорее закон о государственном контроле над политическими партиями.

По сути от процесса формирования партий отстранены сами граждане, закон делает невозможным формирование партий “снизу вверх”, на основе формирующихся на местах общественных инициатив, которые затем аккумулируются в виде федеральной партии. Теперь формирование партий происходит по принципу “сверху вниз” и является крайне затратным (документально подтвердить 10 тысяч членов в сжатые сроки, зарегистрировать региональные отделения более чем в половине субъектов и т.д.). По сути создание партий по этому закону может обеспечиваться или властью, или той иной финансово-промышленной группировкой, что не может не отдалять партии и партийную элиту от большинства населения страны, в результате чего мотивация голосования за конкретные партии, одинаково далекие от народа в глазах большинства граждан, утрачивает смысл и остается только мотивация “за” или “против” президента. Закон превращает партии из института гражданского общества просто в PR-инструменты. Так, главной образующей региональных партийных структур все более являются интересы финансово-промышленных групп или групп личных интересов, просто использующих партийные брэнды и печати для участия в выборах и по этой причине легко их сменяющие, а партийное участие в региональных выборах – там, где оно существенно, все более приобретает черты чисто пиарных ходов. В ряде регионов местные отделения некоторых партий фактически превратились в технологические группы, готовые работать на кого угодно, кто платит живые деньги, став своеобразными местными PR-центрами.

Данный закон лишь способствует политической диффузии, обезличиванию, аморфизации федеральных партий – вынуждая искусственным путем наращивать численность, он ведет к тому, что даже “живые” ранее партии превращаются просто в сборища случайных людей, стремительно утрачивая внутреннее единство и самоидентификацию, и без того слабо выраженную. Сейчас в стране зарегистрировано около 50 политических партий. Однако попробуйте найти где-нибудь реально функционирующие региональные отделения Консервативной партии, партии Мира и Единства, Российской партии стабильности, концептуальной партии “Единение”, партии “Свобода и народовластие” и тому подобных образований. Создается ощущение, что авторы федерального закона о политических партиях не знали, если проигнорировали, классические труды в данной области (М.Дюверже, Р.Арон, А.Лейпхарт и др.), где изложены базовые принципы и закономерности партийных систем, один из которых гласит, что дело не в размерах партии, а в различии структур. Партии, которые формировались в России к концу 1990-х были по сути преимущественно кадровыми (кадровые партии это объединения политиков и технологов, имеющие целью подготовить выборы, провести их и сохранять контакт с кандидатами – то есть, проще говоря, технологические машины и “мозговые” центры; для кадровой партии численность избирателей представляет единственно возможное измерение партийной общности), которые обычно не имеют жестко фиксированного членства и членских взносов; господствовавшая же до 1991 года КПСС была типичной массовой партией с фиксированным членством и членскими взносами. Новый федеральный закон о политических партиях предусматривает создание массовых партий с фиксированным членством, однако ни в одной из этих партий нет членских взносов (оно и очевидно – в условиях современной России обеспечить массовость партии, за членство в которой еще надо платить, невозможно), жизнеспособность подобного гибрида - сочетание элементов принципиально разных систем - вызывает серьезные сомнения. То есть кадровые реально партии заставляют имитировать массовость, а так как имитационный характер массовости очевиден, что возникает рычаг давления власти на партии в лице проверяющих реальную численность партии органов.

В сочетании с объективным кризисом лидерства и кризисом идей всех основных партий, как правых, так и левых (что вполне естественно на этапе смены политических эпох), это дало кумулятивный эффект в виде резкого обрушения партийной системы образца 1995-2002 годов, которое даже за короткие два месяца после 7 декабря 2003 года приобрело угрожающий характер как в СПС и ЯБЛОКЕ, так и в КПРФ. Фактически в России сейчас возникла по сути беспартийная система, или более точно, система имитационных партий.

Если сопоставить вместе все те законодательные новации последних лет – они фактически направлены на процесс замены конкурентного демократического процесса “демократической имитацией”. Все сложнее стать кандидатом на выборах любого уровня, это требует все больших затрат и преодоления все новых юридических сложностей, а реализация гражданской инициативы чем дальше, тем становится практически невозможной. Фактическая политика двойного стандарта, когда для одних кандидатов нормы закона действуют, а для других нет, при такой системе неизбежна. Достаточно вспомнить, как регистрировали список “Яблока” и не регистрировали список ЛДПР в 1999, а затем – как отменяли регистрацию “Спаса”. При зависимости избирательных комиссий что уж говорить о прямо подчиняющейся органам исполнительной власти системе органов юстиции. Одни полуфиктивные партии регистрируются, а другие, ничем от них по степени реальности не отличающиеся, нет, в зависимости от того, нужно ли наличие дополнительных партий в данном политическом спектре. Это демократическая процедура или это псевдодемократическое манипулирование?

При этом, будучи как будто естественным и правильным с точки зрения примитивной логики – организацией политического самосохранения – на практике подобная тактика направлена на фактическое саморазрушение фундамента власти, так как постепенное выхолащивание партийной системы и механизма выборов постепенно лишает их сущностного смысла, превращая в ритуальное мероприятие с заранее известным результатом. Тем самым ликвидируется линия политической связи большинства населения со всеми его интересами с органами политической власти, которые при такой системе не могут по факту не ослабевать, так как все более начинают восприниматься не как избранные, а как навязанные. Несущая сиюминутную выгоду в долгосрочной перспективе подобная тактика будет иметь самые негативные последствия, так лишает большинство населения реального политического представительства их интересов.

Число партий и блоков, конечно, снизилось. Но не стоит переоценивать роль в этом данного закона, он влияет не столько на число партий (хотя на их число влияет, конечно, тоже), сколько на мотивацию их деятельности. Снижение числа участников выборов произошло бы любом случае – по мере того, как новая политическая система все более укоренялась, такой процесс происходил во всех бывших социалистических странах. Это вполне очевидная закономерность. Такое было и в Испании и Португалии после Франко и Салазара.

Да, несомненно. Как уже отмечено, данный закон ведет к аморфизации и политическому обезличиванию партий, что сильно ударило по региональным сетям СПС и ЯБЛОКА. Внутрипартийная демократия в этих партиях, и так ослабленная вождистскими тенденциями, еще более снизилась на фоне манипуляций с численностью, которая в ряде случаев была использована для организации чисток партий от недовольных, которые искусственно изолировались и были вынуждены покинуть партии. Это еще более снижало и так невысокий уровень электоральной поддержки. Кроме того, сыграл свою роль и фактор того, что правые партии, в том числе и по вине закона о политических партиях, были полностью подмяты под себя олигархическими группировками. Но самое главное в их провале - это, конечно, политическая исчерпанность их лидеров и отсутствие новых идей (программу СПС фактически воплотил Путин и перехватила “Единая Россия”, просто вытеснив их за пределы правоцентристской ниши в маргинально-либеральную, а ЯБЛОКО излишне олигархизировалось и окончательно приобрело сектантский характер).

Данные партии сами поддерживали данный закон, который цементировал, как казалось, прежнюю партийную систему, не давая формировать новые электоральные предложения. В результате единственные новые для большинства россиян (именно для большинства, ранее их знало только политически активное меньшинство) политические фигуры лидеров “Родины” Глазьева (который значительной частью уставшей от Явлинского интеллигенции воспринимался как “патриотическая реинкарнация” Явлинского) и Рогозина приобрели быструю популярность и успех. Если бы таких действительно новых предложений, которым мешал закон о политических партиях, было бы больше, то, возможно, итоги парламентских выборов были бы иными.

Количество участвующих на выборах кандидатов, если ему искусственно не мешает закон, отражает настроение в обществе и его потребности. Если большинство интересов граждан учитывается ведущими партиями, то и общее число партий невелико, если плюрализм интересов велик и общество разбито на множество групп по своим отраслевым, этноконфессиональным, идеологическим и иным признакам, то число списков естественно увеличивается.

В целом же важно наличие реального выбора для граждан. Списков формально может быть много, но при этом реального выбора может не быть. И бороться за мифическую “двухпартийность” и что-то еще подобное, когда государство игнорирует интересы множества групп граждан и растет социальное отчуждение, падает явка на выборы, растет голосование “против всех” - утопия, ведущая к разрушению фундамента власти – утрате доверия граждан. При этом снижение числа кандидатов и партий на выборах председатель ЦИК А.Вешняков почему-то считает своим достижением. Вероятно, что комиссии удобнее работать с меньшим числом кандидатов и партий, только заинтересовано ли в этом общество? Сужает или расширяет уменьшение числа “допущенных” общее число представленных на выборах групп населения? Ответ очевиден – политическая представительность при такой системе не может не снижаться, как и представленность прав меньшинств. Да, кому-то может не нравиться, что кандидатом стал тот или иной человек, но наличие равных политических прав – это условие демократии, и вряд ли нужно напоминать знаменитую фразу Вольтера о том, что он отдаст жизнь за право другого выражать свои интересы, даже если он не согласен с его мнением. Участие в выборах “нежелательных” кандидатов типа А.Макашова или А.Климентьева - неизбежная цена за право выбора.

Таких причин много. Начнем с того, что ведущие партии все более бюрократизируются и контролируются “внутрипартийной олигархией”, и, как следствие, отдаляются от собственных, “материнских” групп избирателей, что ведет к тому, что от них начинают откалываться недовольные подобным процессом группировки и фракции. Таким образом, образование “малых партий” стимулирует излишняя косность и бюрократичность “больших”. Все “большие” партии тоже когда-то начинались с “малых”. Это естественный процесс, не может партия сразу стать “большой”. И если новые партии не будут появляться, то у старых не будет стимула к обновлению. Если привести аналогию: перестань крутить педали велосипеда, и он упадет. Поэтому вторая причина появления “малых” партий – это попытка раскрутки новых лиц и новых идей. Третья – непредставленность в ведущих партиях интересов тех или иных меньшинств, которые тоже хотят заявить о своих позициях. Ну, и наконец, часто участие “малых” партий носит технологический характер создания искусственной конкуренции в той или иной электоральной нише (так в 2003 году искусственно создавалось большое число условно “левых” блоков с целью максимально отобрать голоса КПРФ).

Полагаю, что при сохранении нынешнего законодательства оно будет стабильным и колебаться на уровне 40-60 партий, так как учреждение одних новых партий практически совпадает с вынуждением прекращением деятельности других, которые либо не успевают за полгода после регистрации в Минюсте РФ зарегистрировать свои региональные отделения в органах юстиции более чем половины субъектов РФ, либо не могут через год провести перерегистрацию и подтвердить численность в 10 тысяч членов. В этом смысле новый закон о политических партиях является определенного рода политической ловушкой – сокращая число партий, он уменьшает поле для политического маневра, снижает возможность создания новых предвыборных блоков, от чего в первую очередь пострадает сама “партия власти” в широком смысле этого снова – она становится заложником авторитета “Единой России”. Что, к примеру, произойдет в случае нового экономического кризиса, падения рейтингов Путина и “Единой России”, если пути для создания новых партий затруднены?

Число парламентских партий в России сейчас отражает не общественные интересы, а результат политического манипулирования. Фактически оно является искусственным.

Представляется, что любые жесткие схемы не способны объединить в рамках двух или даже трех партий все разнообразие региональных, клановых, социально-классовых и этнических интересов, имеющихся в России. Так, известный исследователь партий М.Дюверже отмечал, что двухпартийность во многом явление естественное, так как любой выбор почти всегда дуалистичен. Однако на практике происходит напластование различных дуалистических делений. Это связано с несовпадением различных видов дуалистических противоположностей (правые-левые, националисты-западники, город-село и т.д.), и, таким образом, их взаимное перекрещивание приводит к многопартийности. Реальная совместимость дуализмов и дает итоговое число партий, представляющих основные общественные интересы. Причем зачастую одновременно присутствуют и партии старого дуалистического деления (коммунисты-некоммунисты), и нового (глобалисты-антиглобалисты и т.д.). На эти естественные дуализмы накладывается стимулирующее действие избирательного законодательства конкретной страны и как результат мы имеет ту или партийную систему. При этом важно отметить, что устойчивой становится только либо относительно однородная партия, либо партия, которая смогла умело совместить различные интересы. По мнению того же Дюверже, как и многих других исследователей, есть страны в которых двухпартийность в принципе невозможна, к ним явно относится и Россия. Также не уверен, что и “четырехпартийность” в России является оптимальной схемой – и развал “Родины”, скроенной из “националистического” и “социалистического” сегментов, тому подтверждение.

Есть. Если им не будет мешать власть и репрессивное законодательство. Протестное голосование за ЛДПР тому подтверждение. Подавляющему большинству населения не нравятся все существующие партии. Очевидна потребность в создании как минимум нормальных социал-демократической (с возможным патриотическим креном) и социал-либеральной (более интернационалистской) партий. “Единая Россия” все более приобретает черты чисто правоцентристской партии, своеобразного аналога “Объединения в поддержку республики” Де Голля или “Союза за французскую демократию”.

Необходимы изменения, которые позволили бы нормально развиваться партийной системе, стимулировали развитие реальной конкуренции на выборах и формировали бы должный уровень политической культуры.

Процесс постоянного реформирования избирательного законодательства и все большего административного регулирования выборов во многом вызван наличием в России специфической системы избирательных комиссий. В российской системе Центральная избирательная комиссия - это фактически самостоятельный государственный институт с собственным системным интересом, чиновники которого борются за максимально широкую компетенцию своего заведения и, соответственно, его максимальное влияние, кроме того, им просто нужно постоянно обеспечивать собственную занятость; это порождает постоянное возникновение новых проектов, меняющих те или иные положения федеральных законов или вводящих новые правила и нормы. Для ЦИКа как политического института это хорошо, однако для общества это имеет явные отрицательные последствия – все большее отчуждение избирателей от выборов, все большее снижение реальной конкурентности политического процесса. По мере постоянного реформирования законодательства и закрытия и регламентации все большего числа законодательных “лазеек” выборы, начиная с 1989, от года к году становились все более юридически сложным, затратным и контролируемым властью процессом.

Сам механизм снятия кандидатов с выборов, реализуемый в России, является беспрецедентным для современных демократических режимов. Очевидно, что избирательная комиссия, каким бы ни был процесс ее формирования, будет зависима от местной исполнительной власти хотя бы потому, что ее члены являются живыми людьми, проживающими на данной территории, которых волнуют проблемы личной безопасности, бытового комфорта и т.д., при этом у них есть семьи – жены, дети и т.д. И при любом правовом статусе степень фактического влияния на членов избирательных комиссий исполнительной власти будет существенной. И такие полномочия, как право регистрации или нерегистрации (фактической фильтрации) кандидатов, которое все более существенно при ужесточении регистрационных требований, право инициирования процесса отмены регистрации кандидата - при такой системе не могут не вести к злоупотреблениям.

Излишнее ужесточение законодательства, включение в него заведомо невыполнимых норм вынуждают кандидатов, партии, прессу искать пути обхода закона, поощряют развитие коррупции, затягивают в стране формирование должного для цивилизованных стран уровня политической культуры. Так, фактически нереальными являются нормы законодательства о предельных размерах избирательных фондов кандидатов, которые невозможно не нарушать, ведя серьезную избирательную кампанию.

Что касается закона о политических партиях, то должна быть отменена совершенно неоправданная планка в 10 тысяч членов. Реальная численность большинства основных партий в 1990-е годы в РФ (свидетельствую об этом как бывший партийный функционер центрального аппарата “ЯБЛОКА”) никогда не превышала 4-5 тысяч человек. Установка на принудительное формирование в России массовых партий является принципиально ошибочной. Массовые партии с фиксированным членством в большинстве демократических стран ушли в прошлое, ныне господствуют более демократичные и мобильные структуры. Любая массовая партия в России неизбежно превращается в КПСС и вырождается в бюрократическую надстройку.

Странной является и введенная по новому закону система, когда наличие регионального отделения федеральной партии возможно лишь при регистрации в органах юстиции (то есть получается, что если гражданин живет в регионе, где нет регионального отделения партии, то он не может в нее вступить). Почему партия не имеет права естественным путем принимать в свои ряды одного-двух-трех человек из какого-то региона, пока там не возникнет регионального отделения, а должна принимать только скопом не менее 100 человек? Почему, не регистрируя в своем регионе отделение той или иной партии, власти того или иного региона фактически запрещают жителям данного региона вступать в эту партию?

Если мы хотим, чтобы партии выражали интересы гражданского общества, а не государственной бюрократии, необходимо отказаться от принципов государственного финансирования партий. Нужно снять ограничения на формирование партий по региональному, этническому, половому признаку. Если ведущие партии не выражают интересы меньшинств, то почему меньшинства лишаются своего политического представительства? Почему в России теперь нельзя создавать к примеру Христианско-демократическую партию? Почему реально существующие региональные партии должны мимикрировать под региональные отделения неких мифических федеральных партий? Зачем закон стимулирует подобную имитацию, не лучше ли называть вещи своими именами и приучать общество жить открыто, не прибегая постоянно к искусственному обхождению закона? Люди будут жить по закону, если он сам не будет им мешать жить по нему.

Еще одной “удавкой” для нормального развития политической системы является увеличение избирательного барьера на выборах Государственной Думы 2007 года до 7%. Причем эта политика сужения для общественных объединений доступа к власти оказывается крайне заразительной и для региональных властей – так, ввести 10% барьер на выборах Законодательных Собраний решили в Дагестане, Алтайском крае, Калмыкии. Завышенный барьер введен также в Вологодской (8%), Пермской (7,5%), Волгоградской и Омской областях и Башкортостане (7%). Федеральный закон никаким образом не ограничивает подобные законодательные инициативы регионов.

Совершенно очевидно, что чем ниже используемый на пропорциональных выборах барьер, тем большим в результате оказывается учет мнения населения. Здесь, конечно, важно не перейти разумной грани представительности, не превратить парламент в место борьбы множества маленьких и недееспособных фракций. Как показывает практика, вполне эффективным в большинстве демократических стран оказывается барьер в 3 или 5%, а в некоторых странах даже 2%. Более высокий барьер несет в себе слишком большой элемент политического риска: всегда ли власть уверена, что сама сможет преодолеть установленный ею высокий барьер? Так, выборы сыграли злую шутку с правительством Е.Бузека и “Солидарностью” в Польше на выборах 2001 года - 8% барьер для блоков и 5% для партий вообще не дали возможности “Солидарности” пройти в парламент (блок “Солидарность” получил лишь 5,5%, а еще одна партия-ветеран “Уния свободы” только 3%). Знаменитым стал пример Турции, где 10% барьер на парламентских выборах 2002 года завершился провалом умеренных партий (которые при этом выступили вполне достойно – Партия верного пути 9,4%, Партия действия 8,7%) и приходом к власти исламистов, Партия справедливости и развития (ПСР) которых получив 34% голосов обеспечила себе почти две трети голосов в парламенте (так как всего 10% барьер взяла лишь еще одна Республиканская партия с 19%, а правящая ранее Демократическая левая партия получила всего 1%). В Нигерии была попытка приказным путем ввести двухпартийную систему, разрешив всего две партии – это закончилось военным переворотом.

Это иллюзия, что населению можно просто не давать реального выбора, в итоге превратив выборы в референдум между, к примеру, “Единой Россией” и КПРФ. Недовольство населения никуда не денется, а утрата доверия населения приведет к утрате властью точек опоры в обществе, которое будет вынуждено искать иные способы борьбы за свои права и интересы, что чревато самыми негативными последствиями Если институты не выполняют свои функции, у них есть риск просто сойти с политической сцены, уступив место другим институтам.

Власти нужно понять - демократизация избирательного процесса в ее собственных долгосрочных интересах. Очевидно, что от многих “нововведений” последних лет нужно отказаться, пока они не нанесли слишком большой ущерб – нужно либерализовать закон о политических партиях, в частности, разрешив создание региональных партий, расширить права средств массовой информации по освещению выборов, вернуться к 5% барьеру на выборах 2007 года, запретить регионам устанавливать барьер выше 5%. Было бы целесообразным вообще отказаться от практики отмены регистрации кандидатов, во всяком случае после первого тура (и так имеется  множество ограничений и ответственности как уголовной, так и административной), так же как и от ограничений по размерам избирательных фондов. Более активной должна быть и позиция институтов гражданского общества, которые пока, к сожалению, довольно вяло реагируют на очевидное наступление на избирательные права граждан и формирование в стране системы “плановой политики”.